Когда наступит воскресенье
Шрифт:
Дождливый рассвет окрасил сумерки серовато-сиреневой акварелью. В парке загомонили птицы; соскочив с постели, Скорпиус подбежал к окну и, прижавшись щекой к холодному стеклу, увидел, как стаи черных черточек-птиц поднимаются в медленно светлеющее небо. Было зябко — то ли Скорпиус просто пригрелся под одеялом, то ли рассвет действительно обещал промозглый день, но босые ноги Скорпиуса просто заледенели на голом полу, а из щелей в старой оконной раме тянуло холодом.
«Вставайте! Вставайте! Мы отправляемся сейчас же!» — объявил он шепотом, расталкивая своих сонных спутников. Те зевали, потягивались и никак не желали вылезать из постели. «Ну еще секундочку, — говорили
Дом стоял непривычно притихший и темный — Скорпиус даже немного оробел от этой настороженной тишины и пошел медленнее. Лишь изредка слышался отдаленный бой часов в столовой да какие-то отдельные скрипы — точно кто-то невидимый ворочался во сне. Скорпиус приложил палец к губам. «Постарайтесь двигаться как можно тише, — шепнул он своим спутникам. — Иначе мы разбудим стражей замка». Почувствовав, как горло щекочет знакомый легкий страх — страх, смешанный с воодушевлением — Скорпиус прокрался мимо запертых дверей и комнат с креслами-привидениями, передвигаясь комической «походкой шпиона». Всё так же горбясь и нелепо перебирая ногами, он сбежал вниз по лестнице и остановился у закрытых дверей столовой, прислушиваясь к глухому тиканью больших часов, которые всегда немного пугали его. «Всё в порядке, — прошептал он. — Они спят… Пойдемте скорее, пока часы нас не заметили и не начали бить так громко, что сюда сбежится вся армия Темного Лорда». С наигранным ужасом отпрянув от дверей столовой, Скорпиус бросился бежать прочь.
Достигнув холла, он с разбегу проехался по отполированному паркету, расставив руки, как конькобежец. «Глядите! — воскликнул Скорпиус шепотом, со свистом разъезжая по холлу туда-сюда. — Я лечу!..» — и он замахал руками, представляя себя гигантской птицей. «Я волшебная птица… — прошептал он. — Волшебная птица в ботинках!..». «Птицы не носят ботинки», — сразу же выскочила всезнайка. Продолжая махать руками, как крыльями, Скорпиус подъехал к двустворчатым дверям и попытался открыть их с ходу — тяжелые двери не поддались. «Я же сказал — я волшебная птица, — возразил он, сунув камешек в карман и обеими руками ухватившись за ручку одной из створок. — Волшебные птицы могут носить всё, что захотят».
Наконец Скорпиусу удалось приоткрыть дверь настолько, чтобы протиснуться в открывшийся проем. Вновь замахав руками, он выбежал из дома и бросился в утренние сумерки, чувствуя, как холодный воздух остужает лицо, а вокруг колышется аромат полыни и ежевики. «Свобода! — шепотом закричал он, подпрыгивая на бегу. — Ура! Мы вырвались!». Его спутники, такие же воодушевленные, как и он сам, бежали рядом: Скорпиус представил себе, что действительно слышит их смех и радостные голоса, и топот быстрых ног. Он оглянулся на свою подругу-всезнайку — и, споткнувшись о бордюр, упал.
На глаза Скорпиуса навернулись слезы — не столько от боли, сколько от обиды. Он отряхнул испачканные ладошки, потер коленку, которая саднила так, что Скорпиус понял: вскоре на ней появится большущий фиолетовый синяк, и сказал своим друзьям с досадой: «Это всё из-за вас! Зачем вы отвлекали меня?».
Здесь, в окружении промокших от дождя кустов и деревьев, было еще холоднее, чем у дверей дома; Скорпиус озяб даже в папиной детской курточке. Но идти быстрее он уже не мог: в рассветных сумерках все кочки и колдобины становились невидимыми, и всякий раз, делая шаг, Скорпиус рисковал снова упасть. С вымокшей листвы деревьев то и дело обрушивался настоящий маленький ливень; Скорпиус чувствовал, как легкий ветер, треплющий кроны и заставляющий беспокоиться расшумевшихся птиц, холодит его мокрые волосы и шею. Камешек в руке уже не был теплым — он стал таким же холодным и влажным, как и ладонь Скорпиуса, и Скорпиус даже время от времени подносил его ко рту, пытаясь согреть своим дыханием.
Стволы, покрытые мхом и увитые плющом, давно не стриженые кусты и сорная трава, выросшая такой высокой, что в некоторых местах доходила Скорпиусу до груди, в сиреневых сумерках рассвета сливались в одну серую массу. Тьма, завладевшая парком ночью, не желала отдавать захваченные земли, и слабый свет печального пасмурного утра не мог проникнуть сквозь густую листву. Скорпиусу приходилось брести в потемках; от отчаяния ему уже казалось, что он заблудился, когда впереди, за неопрятными колючими кустами, напоминающими нечесаные лохмы, показались тускло-белые очертания фонтана.
— Ура, мы пришли! Наконец-то! — воскликнул Скорпиус.
Порядком оцарапавшись, он продрался через колючий кустарник и торжественно, как и подобало случаю, приблизился к фонтану.
— Это был долгий путь, — прошептал он, рассматривая потрескавшиеся мраморные чаши, в которых скопились листья, грязь и дождевая вода, — но мы преодолели его с честью. Вот, — он наклонился и опустил камешек в бассейн — с тихим всплеском тот упал в воду, опустившись на дно среди таких же розовых камешков. — Мы вернули лесному народцу его сокровище.
Скорпиус присел на бортик бассейна. Фонтан уже давно не работал, и теперь в нем темнела только бурая от грязи дождевая вода, по поверхности которой, гонимые ветерком, медленно плыли листья, палочки, дохлые мошки и остов большой, лишившейся одного крыла стрекозы. Скорпиус посмотрел на нее со смешанным чувством отвращения и любопытства. Он подумал: что, если фонтан — не фонтан, а настоящее море? Тогда листья — это корабли, плывущие к неведомым берегам, а стрекоза — морской дракон. Он не мертвый, а спит — отдыхает после дальнего плавания. Скорпиус наклонился и подул на стрекозу: мертвый остов поплыл быстрее, крутясь и заворачиваясь в листья. Дыхание Скорпиуса разогнало почти сплошной покров листьев и какой-то мутной пленки, и в открывшемся просвете показалось дно, усыпанное розовыми камешками. Меж них что-то блеснуло.
Рискуя потерять равновесие и свалиться в грязную воду, Скорпиус наклонился еще ниже, пытаясь рассмотреть удивительный блестящий предмет на дне. Теперь он увидел: меж овальных розовых камешков торчал металлический узорчатый ключ… или обломок ключа: из-за камешков Скорпиус не мог разглядеть его бородку. «Потрясающе, — прошептал он, пораженный новой внезапной находкой. — Мы вернули лесному народцу их сокровище, и они отблагодарили нас! Что это, если не ключ к величайшей тайне?». Он закатал рукав курточки, чтобы не намочить его, и закусил губу, примериваясь, как бы ухватить ключ половчее.