Когда наступит воскресенье

Magnus Kervalen

Орешки вскоре закончились, а Скорпиусу, которому всё это время лень было налить себе чаю, страшно захотелось пить. Он снял крышку с чайничка и попытался попить прямо оттуда, но чуть не облился и, решив не искушать судьбу, налил чаю в чашку. Грея о нее руки, он подтянул коленки к подбородку и стал смотреть в окно, за которым опять пошел дождь. Близился вечер, и окно, затененное буйно разросшимся плющом, постепенно темнело: темнел и растворялся в сумерках куст шиповника, серели столбики белых мраморных перилец, окаймлявших разбитую дорожку, которой давно уже не пользовались, и стволы деревьев превращались в сплошную бурую стену. Скорпиус допил чай и откинулся на подушку.

Подтащив к себе банку из-под

печенья, он снова потряс ее, прислушиваясь к загадочному звону внутри. «Что же это может быть?» — прошептал Скорпиус, изображая интерес куда больший, чем испытывал на самом деле. Он потянулся, включил ночник — комната уже начала погружаться в сумрак — и снова внимательно осмотрел свою находку. Скорпиусу показалось, что крышка отходит от банки сильнее, чем это было до того, как он уронил ее на пол. Воодушевленный, Скорпиус сел в постели и, зажав банку коленками, начал тянуть крышку и так, и этак.

«Скоро мы узнаем, что там внутри! — воскликнул он шепотом, чувствуя, как крышка медленно, но верно подается. — Наконец-то мы увидим наше сокровище!». «Может, там и нет никакого сокровища, — хмыкнула его недоверчивая спутница-всезнайка. — Может, там ржавые гвозди! Или пуговицы. Или кнаты…». В этот момент крышка с громким хлопком открылась, и всезнайке пришлось замолчать и признать свое поражение: из банки на одеяло выскользнул маленький, но зато узорчатый, блестящий и, без сомнения, очень волшебный медальон.

«Сокровище!..» — благоговейно прошептал Скорпиус.

Он пододвинулся ближе к прикроватному столику и стал рассматривать медальон в мягком свете ночника. Медальон тускло взблескивал и переливался изящной гравировкой, тонкая цепочка, на которой он висел, золотисто искрилась, а когда Скорпиус, поддев створку медальона ногтем, открыл его, то обнаружил внутри крохотный портрет мальчика в высоком напудренном парике. Скорпиус, совершенно завороженный своей чудесной находкой, поднес медальон к глазам. «Вот видишь, — укорил он всезнайку, — а ты говорила — ржавые гвозди. Как ты думаешь, кто это?». Бледное лицо мальчика на портрете казалось Скорпиусу знакомым: поворачивая медальон в свете ночника, он всматривался в портрет и пытался вспомнить, где он мог его видеть.

«Еще одна загадка лесного народца, которую мы должны разгадать», — сказал он вполголоса. За окном уже стемнело настолько, что скудная обстановка комнаты утонула во тьме, и тем ярче казался блеск медальона (что, по мнению Скорпиуса, еще раз подтверждало его волшебное происхождение), а печальное лицо мальчика на портрете чуть светилось в полумраке бледным пятнышком. Скорпиус осторожно потрогал его пальцем. «Кажется, я знаю, где я его видел», — прошептал он. Всезнайка тут же подхватила: «Ну разумеется! Я уже давно догадалась. Тоже мне загадка, хм!». «Ничего ты не догадалась, — раскусил ее Скорпиус. — Ты только притворяешься, что всё знаешь, а на самом деле ты не знаешь ничего». Положив медальон рядом с собой, он сполз к краю постели, нашарил под кроватью свои ботинки и стал обуваться.

«Куда ты? — спросил его осторожный спутник. — Останься здесь, снаружи небезопасно». «Я иду в малую гостиную, — Скорпиус сжал медальон в руке и медленно, стараясь ступать как можно тише, двинулся к двери. — Я вспомнил, где видел портрет мальчика. Лесной народец дает нам подсказки, и, если мы хотим найти главное сокровище, мы должны им следовать. Таковы правила». Он приоткрыл скрипучую дверь и высунулся в темный пустой коридор. «Постой! Если мы попадемся Темному Лорду, мы все погибнем!» — предостерег его спутник-трусишка. Скорпиус обернулся. «Если вы боитесь, оставайтесь в убежище, — сказал он в комнату. — Я отправлюсь один». Должно быть, его друзья устыдились своей трусости и быстро ответили: «Нет-нет, мы пойдем с тобой!».

Пропустив своих спутников вперед, Скорпиус тихонько

прикрыл дверь комнаты и быстро пошел по коридору, то и дело озираясь. Комнаты, мимо которых он проходил, были заперты, и, судя по тишине, поблизости не было ни дедушки с бабушкой, ни домовых эльфов, но откуда-то издалека доносился топоток и приглушенные голоса, а в стенах время от времени раздавался странный скрип. «Это привидения, — сказал трусишка дрожащим голосом. — Они прячутся в стенах и скрипят…». «Ерунда, — резко оборвал его Скорпиус. — Привидения не скрипят, они вздыхают и воют. И гремят цепями, — он ускорил шаг, слыша, как скрип то нарастает, то стихает, будто бы кто-то в стенах перебегает с места на место, следя за Скорпиусом. — Даже если здесь и есть привидения, они нас не тронут, потому что… — Скорпиус чуть замедлил шаг, выдумывая причину, — …потому что с нами — волшебный медальон лесного народца! Если показать его привидению, оно сразу же испугается и убежит».

Однако даже после собственных слов Скорпиусу по-прежнему было не по себе. Ему пришли на ум истории о старых домах с привидениями и о тайных ходах, в которых всегда кого-то замуровывали; что, если там, за стеной, тоже заперт кто-то страшный?.. Скорпиус так живо представил себе чудовище, таящееся в загадочных переходах Малфой-мэнора, что не на шутку испугался. Сжав медальон еще крепче, он ускорил шаг, полностью уверенный, что если он бросится бежать, чудовище непременно погонится за ним. Медальон выскальзывал из взмокшей ладони; Скорпиус, боясь потерять свою единственную защиту, быстро надел его на шею и спрятал под рубашку.

Мимо тянулись бесконечные комнаты. Двери некоторых из них еще не были закрыты, и Скорпиус, проходя мимо, невольно увидел зловещие белые фигуры, неподвижно стоящие в сумраке. Скорпиуса бросило в дрожь. Конечно, умом он понимал, что это всего лишь мебель, закрытая от пыли чехлами, — но эти причудливые очертания в складках грязно-белой материи вновь пробудили в нем мысли о привидениях и погребальных саванах. Вдобавок ко всему, Скорпиусу чудилось, что стоит ему отвести взгляд или пройти мимо, как фигуры оживают и поворачиваются, глядя ему вслед. И действительно: кто знает, что таится за безликими чехлами для мебели? Быть может, это вовсе и не кресла, напольные вазы и скульптуры, а жуткие создания Темного Лорда, маскирующиеся под мебель? От этого предположения Скорпиусу стало совсем нехорошо. Он вытащил медальон из-за пазухи, сжал его крепко-крепко в кулаке и, стараясь не глядеть в открытые дверные проемы страшных комнат, торопливо зашагал дальше.

Наконец он подошел к малой гостиной. В вечерней тишине она показалась Скорпиусу больше, чем была днем; хлопотливые домовые эльфы накрыли чехлами мебель и здесь, и теперь взгляду Скорпиуса предстали мрачные сгорбившиеся фигуры, завернутые в саван и зловеще подсвеченные закатом. Скорпиус замер на пороге, не решаясь войти. Окно с видом на запад светилось багровым закатным светом; взглянув в него, Скорпиус увидел парк, застывший в этом мистическом освещении так же, как и сам Скорпиус — точно деревья, кусты и травы тоже боялись жутких грязно-белых фигур. Для храбрости приложив медальон к губам, Скорпиус сделал шаг внутрь и закрыл за собой дверь — опасаясь чудовищ в гостиной, не следует забывать и о призраках, которые могут таиться в коридоре! Чуть дыша, он медленно двинулся мимо завернутых в саван фигур, стараясь не задеть их неосторожным движением: он знал, что от любого, даже самого незаметного прикосновения чудовища сразу же проснутся и набросятся на того, кто потревожил их покой. «Их глаза закрыты саваном, — подумал Скорпиус, осторожно протискиваясь между чудовищем, которое притворялось диваном, и чудовищем, принявшим обличье кресла, — поэтому они нас не видят. Но они всё слышат и чувствуют, поэтому мы должны быть предельно осторожны…».