Когда он проснется
Шрифт:
Когда Мартемьянова ушла, Хрыжановский несколько минут сидел совершенно неподвижно. Потом поднял телефонную трубку, нажал несколько кнопок…
16
Александр Борисович Турецкий проснулся утром с сильной головной болью и в самом отвратительном расположении духа. Он открыл глаза и уставился в потолок. По белой известке прихотливо змеилась длинная трещинка. Она вела прямо к люстре. За люстрой находился стеллаж с книгами. Если опустить глаза до уровня третьей полки, то можно увидеть большой будильник. Он показывает половину двенадцатого…
«Поздновато вы, однако, батенька, встаете», –
«Ставлю десять против одного, что непременно появятся», – подумал он.
Турецкий со стоном сел на кровати, нащупал босыми ногами тапки, потом с гримасой страдания на лице встал и накинул на плечи халат. Голова болела нестерпимо. Александр Борисович, волоча ноги, вышел из спальни и прошел в ванную. На кухне его жена, Ирина, гремела сковородками. В коридоре аппетитно пахло свежеизжаренными гренками. Этот запах немного приободрил Турецкого. Жизнь ему показалась не такой уж плохой.
Оказавшись в ванной, он скинул халат, залез под душ и решительно открыл кран, помеченный синей точкой. Из душа заструились тонкие, острые, как иголки, злые струйки ледяной воды. Когда они коснулись тела Турецкого, он издал громкий крик наслаждения.
Ирина на кухне ничуть не удивилась, а тем более не испугалась. Ее муж последнее время ежедневно проделывал эти манипуляции. А что касается крика, то так делает почти каждый мужчина, по утрам принимающий холодный душ.
Вода сначала обожгла тело, кожа покрылась твердыми пупырышками, возникло почти непреодолимое желание выбраться прочь из-под ледяного потока. Турецкий стерпел, и очень скоро тело начало привыкать. Через минуту Александр Борисович постепенно прибавил теплой воды и вскоре плескался и отфыркивался под душем нормальной температуры. А еще через пару минут он входил на кухню, где его ждала большая тарелка аппетитных и румяных гренков.
Боль ушла куда-то вглубь, и Турецкий почти забыл о ней.
– Доброе утро, – не отрываясь от газеты, сказала Ирина.
– Привет. – Турецкий сел за стол и, немедленно отломив половинку гренка, сунул его в рот.
– Налей себе чаю. Или кофе, – посоветовала жена.
Турецкий щелкнул выключателем радиоприемника. Затем встал и налил себе чашку чаю.
«От тебя я ухожу, – донеслось из динамика, – потому что пьяница. Ничего-о не вернешь. А любовь останется! От тебя я ухожу-у, потому что пьяница. Отвернулась судьба, не оглянется-а…»
Ирина поморщилась и махнула рукой, призывая Турецкого выключить радиоприемник.
– Погоди, Ира. Сейчас.
«Русское радио – музыка для души», – пропели из приемника. Потом раздались какие-то позывные и женский голос объявил: «А теперь последние известия. Как сообщают все информационные агентства с пометкой «срочно», вчера, около десяти часов вечера, была убита депутат Государственной думы Елена Мартемьянова. Ее труп был найден следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры Александром Турецким. Как сообщается, помощник Мартемьяновой Игорь Вересов, тяжело раненный, успел позвонить по мобильному телефону Александру Турецкому, который немедленно выехал на место преступления. Мотивы и исполнители убийства пока неизвестны. На крыше одного из домов, стоящих неподалеку, найдено оружие убийства – снайперская винтовка с глушителем и оптическим
Ирина слушала сообщение по радио и смотрела на своего мужа, совершенно спокойно уплетающего гренки.
– Так это ты первым обнаружил Мартемьянову?
Турецкий кивнул и что-то пробурчал с набитым ртом.
– И поэтому так поздно вернулся домой?
Турецкий наконец проглотил еду и сказал:
– Дай-ка варенье. Или нет, лучше сметану. А ты думала, что я у любовницы был? Ну-ка признавайся?
Ирина спрятала глаза и полезла в холодильник за сметаной.
– Да, нечасто такое бывает, чтобы по радио в информационном выпуске подтвердили твое алиби, – иронично продолжал Турецкий, – все-таки не каждый день доведется убитого депутата найти.
Он сокрушенно воздел глаза к потолку. Ирина нахмурилась:
– Как ты можешь быть таким циничным? Убита женщина. А ты…
Турецкий тяжко вздохнул:
– Ты, конечно, извини меня, Ирина, старого бессердечного пошляка, но если бы я очень сильно нервничал из-за каждой женщины, труп которой мне довелось обнаружить на протяжении своей жизни, то ты имела бы в лучшем случае инвалида с тремя инфарктами в коляске, а в худшем – ухоженную могилу на каком-нибудь Хованском кладбище. Ты ведь будешь ухаживать за моей могилой?
– Буду, – задумчиво отозвалась Ирина, а потом, опомнившись, бросила в мужа кухонным полотенцем, – ну что ты такое говоришь, дурак!
Турецкий рассмеялся и отправил в рот большой кусок гренка, щедро сдобренного густой деревенской сметаной.
– Значит, ты теперь будешь расследовать это убийство?
Ирина, сама не подозревая, задала убийственный для Турецкого вопрос. Тот разом остановил интенсивное движение челюстей. В висках у Александра Борисовича снова заныло.
– Скорее всего. Хотя очень надеюсь, что на этот раз меня минет чаша сия, – буркнул Турецкий, – или минет? Как правильно?
– Идиот, – укоризненно покачала головой Ирина.
– После того как нам целый год пудрили мозги с этим Клинтоном, постоянно в голову всякие словечки из этой оперы лезут. Короче говоря, я надеюсь, что это дело поручат кому-то другому. Или поручат.
– Почему? – удивилась Ирина. – Ты же обязательно раскроешь это преступление. Ты же у меня гениальный сыщик.
– Да. Мне помощь не нужна, – уныло подтвердил Турецкий, – найду я даже прыщик на теле у слона.
– Вот-вот, – поддакнула Ирина, – почему же ты такой грустный?
– А, по-твоему, я должен скакать от радости, что нашел труп Мартемьяновой?
Турецкий помассировал виски.
– Дай-ка мне лучше что-нибудь от головы.
– Анальгин? Аскофен? Аспирин?
– Лучше все вместе. И побольше. Я через пять минут выезжаю на работу.
Телефон зазвонил почти сразу после того, как Турецкий зашел в свой кабинет.
– Я слушаю.
– Да, дисциплинка у вас, Александр Борисович, хромает, – послышался в трубке голос Константина Меркулова, заместителя генерального прокурора, непосредственного начальника и старинного друга Турецкого, – где ж это видано, чтобы в государственное учреждение, можно сказать, в форпост правопорядка приходили аж в час дня? Непорядок. Или опять всю ночь преступников выслеживал?