Когда открываются тайны (Дзержинцы)
Шрифт:
— Но ведь вы сами дали распоряжение задержаться, — ответила девушка.
Бородину стало не по себе, и он, подыскивая нужные слова, ответил:
— Вам непосильна эта нагрузка. Немедленно идите домой.
Сергей Петрович хотел добавить: «Я провожу вас», — но вместо этого, круто повернувшись, подошел к телефону.
— Товарищ Галушко, попрошу ко мне.
После ранения Грицюка усатый матрос Нечипор Галушко исполнял обязанности коменданта. Он взял себе за правило не уходить на отдых раньше начальника. Матрос вошел в приемную и приготовился слушать.
Только сейчас Бородин осмыслил нелепость вызова коменданта. После паузы нерешительно сказал:
— Товарищ Галушко, Любочку мы задержали чуть ли не до рассвета, вам ведь по пути...
Когда Сергей Петрович остался один, на него нахлынуло непонятное чувство тревоги за судьбу девушки. Нет сомнения, что ее на каждом шагу подстерегает опасность. Демидов не одинок, его глубоко законспирированная агентура по всему побережью и даже в этом городе в любую минуту может сделать свое черное дело.
В дверь постучали. Вошел комендант. Его плотная фигура по-морски чуть покачивалась.
— Разрешите, товарищ начальник, побеседовать.
Бородин показал на кресло. Матрос, казалось, не заметил жеста Сергея Петровича.
— Хорошая девушка у нас, товарищ начальник. Матросы при ней худого слова не скажут. Сестренкой от души называют, только вот судьба ее сложилась... Одним словом — сиротская доля...
Бородин старался разгадать смысл недосказанных слов старого матроса. Тот по привычке тронул черный, точно воронье крыло, ус и передал своему собеседнику конверт.
— Из дому письмо получил...
«Дорогой наш отец, — читал Сергей Петрович, — вот уж седьмой год, как мы с мамой не видим тебя. Сегодня разбирали мое заявление и приняли в комсомол. Я пришла домой и рассказала тебе свои радости. Ты смотрел с портрета, что висит над моей кроватью, и улыбался моему счастью. Наша мама тоже говорила тебе хорошие слова. Она у нас на селе самый лучший оратор. Дел у нас очень много: беднота засеяла землю семенами, которые отобрали у кулаков, а они грозятся: сейте, говорят, убирать мы будем... На прошлой неделе сельсовет подожгли. Мы, комсомольцы, охрану держим: во всей волости нашей.
Когда я прочитала твое письмо о Любочке, которая так хорошо сыграла сестру милосердия, я решила тоже организовать у нас драмкружок. Попроси, пожалуйста, ее прислать нам эту пьесу. А может быть, и Любочка приехала бы к нам в гости? Поучила бы нас, как разыгрывать пьесы... Ох, и побегали бы мы с ней по нашим зеленым полям. А ромашек, васильков и колокольчиков сколько нарвали бы! Скоро утро, сейчас я очень-очень скучаю. Мама говорит — ложись спать, а я не могу, жду тебя, наш черноусый папка! Твоя Катря».
Сергей Петрович, глядя на четкий почерк письма, спросил:
— Почему, товарищ Галушко, вы раньше не говорили мне о своей семье?
Комендант кашлянул, переступая с ноги на ногу.
— Если каждый матрос начнет рассказывать свои истории, времени на охрану границ не хватит...
Бородин не отвечал. От этого пожилого матроса, черноморца-сверхсрочника, прошедшего с оружием в руках всю гражданскую войну, он ждал просьбы, если не демобилизоваться, то поехать в заслуженный отпуск.
Галушко тоже молчал, его думы кружились у белой хаты, где расстался с молодой женой и малой Катрей. Мобилизованный моряк запаса, призванный на защиту России от немецкого кайзера, вкусил все прелести царской службы на флоте.
— Вчера были у Грицюка? — прервал молчание Бородин.
— Заходил, говорит — днями на выписку.
Сергей Петрович написал записку и передал ее матросу.
— Торопить Грицюка с выпиской не будем. Потемкин найдет вам заместителя, и первым поездом езжайте к семье на Полтавщину...
Галушко оторопел, он не предполагал, что дело может принять такой оборот, да он и не за тем пришел.
— Я не о себе, товарищ начальник, меня больше ждали, подождут еще, пока волка поймаем.
— Поймаем, товарищ Галушко, обязательно поймаем, только не так скоро и не так легко до его берлоги добраться... поэтому съездить к семье вам необходимо.
— Спасибо за заботу, товарищ начальник, — просиял Галушко, — только со мной дело терпит. — Матрос подошел ближе к Сергею Петровичу: — Безвинный человек из-за гада погибает.
— Не понимаю вас, товарищ Галушко.
— Любочка наша, товарищ начальник, совсем плоха, еле ноги носит, ее бы отправить на поправку подышать нашей полтавской степью, у садочку побродить, ягоды пощипать... А наш брат, матрос, выдержит, все выдержит.
Галушко вернул Бородину распоряжение на отпуск.
Бородин долго ходил по кабинету, взвешивая предложение старого матроса. На пути стояло единственное препятствие: надежда с помощью Любочки напасть на след врага.
— Прошу вас, товарищ Галушко, держать ваше предложение в строжайшей тайне и еще — поберечь девушку от волчьих зубов.
— Есть, держать в строжайшей тайне, и остальное понятно...
Бородин уважительно рассматривал мужественное лицо человека в матросской форме с лохматыми, напоминающими таежный мох бровями, из-под которых глядели добрые проницательные глаза.
Утром в приемной Бородина уже поджидали сотрудник оперативного отдела ЧК Лукин и начальник политотдела по борьбе с бандитизмом Днепровского уезда Максим Луппо.
Сергей Петрович, пожимая руки товарищам, извинился за задержку.