Когда пируют львы. И грянул гром
Шрифт:
– Да много всякого, – небрежно ответил он и тут же сменил тему: – Пап, а ты закончил протез для Гаррика?
В комнате повисла тишина. Гаррик с безразличным видом уткнулся в тарелку. Шон сунул в рот вторую половинку картофелины и с набитым ртом продолжил:
– Если закончил, мы с ним завтра пойдем к водопадам на рыбалку.
– Не разговаривай с полным ртом! – резко оборвал его Уайт. – Ведешь себя за столом как свинья.
– Прости, папа, – промямлил Шон.
Остаток обеда прошел в тяжелом молчании, и, как только он закончился, Шон сразу удрал в спальню. Гаррик на одной
– Чего это папа так взбеленился? – обиженно спросил Шон, как только они с Гарриком остались вдвоем.
– Не знаю, – ответил брат и сел на кровать. – Иногда на него находит, психует понапрасну – ты же сам знаешь.
Шон стянул с себя через голову рубаху, скомкал поплотнее и швырнул в стенку.
– Ты бы лучше подобрал, а то дождешься неприятностей, – деликатно намекнул Гаррик.
Шон сбросил штаны и отфутболил их туда же. Демонстрация неповиновения привела его в хорошее настроение. Он пересек комнату и голышом остановился перед Гарриком.
– Смотри! – с гордостью сказал он. – Волосики растут!
Гаррик внимательно осмотрел нужное место. И точно, там были настоящие волосики.
– Что-то маловато, – отозвался он, хотя и не мог скрыть в голосе зависти.
– Ну и что? Все равно больше, чем у тебя, спорим? – бросил вызов Шон. – Может, посчитаем?
Но Гаррик отказался – он считал себя вечным неудачником. Соскользнув с кровати, он прыжками пересек комнату. Держась за стенку, наклонился и собрал валяющуюся на полу одежду Шона. Затем допрыгал до двери, где стояла корзинка для грязного белья, и бросил туда вещи. Шон наблюдал за его передвижениями и тут вспомнил о своем так и оставшемся без ответа вопросе.
– Так что все-таки, папа уже закончил с твоей деревянной ногой, а, Гаррик?
Брат медленно повернулся к нему, сглотнул и коротко кивнул.
– Ну и как она? Ты уже пробовал?
И снова Гаррику стало страшно. Он отчаянно замотал головой, словно искал, куда бы ему убежать.
В коридоре за дверью послышались шаги. Шон бросился к своей кровати, схватил ночную рубашку, через голову натянул ее на себя и юркнул под легкое одеяло. Когда Уайт Кортни вошел в комнату, Гаррик продолжал стоять возле корзинки с бельем.
– Ты чего это, Гаррик, почему не ложишься?
Гаррик торопливо запрыгал в сторону кровати, а Уайт посмотрел на Шона. Шон сразу заулыбался всей своей обаятельной мордашкой. Лицо Уайта подобрело, и он улыбнулся в ответ:
– Приятно видеть тебя снова дома, мальчик мой.
Долго сердиться на Шона было невозможно.
Отец протянул руку и коснулся его густых черных волос.
– И когда погасят лампы, чтобы никаких разговоров здесь я не слышал, понятно?
Он нежно потрепал Шона по волосам, сам смущенный силой охватившего его чувства к сыну.
8
Когда на следующее утро Уайт Кортни вернулся домой к завтраку, солнце уже стояло высоко. Конюх принял у него лошадь и повел ее в загон. Уайт остался стоять перед сараем для сбруи, неспешно озираясь. Взглядом рачительного хозяина он обвел опрятные белые столбики загона, чисто выметенный двор, а затем и дом, полный изящной мебели. Быть богатым – чувство приятное, особенно когда знаешь не понаслышке, что такое бедность. Пятнадцать тысяч акров превосходных лугов и пастбищ; крупного рогатого скота столько, сколько позволяет прокормить земля; золото в банке. Уайт улыбнулся и зашагал через двор.
До его слуха донесся голос Ады, которая напевала в сыроварне:
Вот скачет хозяин,Сядь, сядь поскорей,Сядь, сядь поскорей,Тра-ля-ля-ля-ля.В Кейптауне девчонкиКричат все сильней:Целуй же скорей,Целуй же скорей,Тра-ля-ля-ля-ля…Слушая ее чистый, необыкновенно милый голос, Уайт улыбнулся еще шире: приятно быть богатым, да еще вдобавок влюбленным. Он остановился возле двери в сыроварню. Благодаря толстым каменным стенам и плотной соломенной крыше здесь была сумеречная прохлада. Ада стояла спиной к двери и слегка пританцовывала в такт песне и вращению маслобойки. Уайт с минутку смотрел на нее, потом подошел и обнял за талию.
Она вздрогнула, повернулась к нему, и он поцеловал ее в губы:
– Доброе утро, моя красавица.
Она расслабленно прильнула к его груди:
– Доброе утро, сэр.
– Что у нас на завтрак?
– Ах, за какого романтичного дурачка я вышла замуж! – с ласковой улыбкой вздохнула она. – Ну пойдем, сам увидишь.
Ада сняла фартук, повесила его за дверью и, поправив прическу, протянула ему руку. Вот так, держась за руки, они прошли через двор на кухню. Уайт громко потянул носом:
– Пахнет заманчиво. А где мальчики?
Повар Джозеф понимал по-английски, хотя и не говорил на этом языке. Он поднял голову от плиты:
– Они на передней веранде, нкози [2] .
Джозеф обладал типичной для зулуса внешностью: круглое, как полная луна, лицо, широкий оскал больших зубов, ослепительно-белых на черном фоне кожи.
– Они с нкозизаной [3] Гарриком играют деревянной ногой.
Лицо Уайта побагровело.
2
Господин.
3
Маленький господин.
– Как они ее нашли?
– Нкозизана Шон спросил у меня, где она, и я сказал, что вы положили ее в бельевой шкаф.
– Дурак чертов! – заорал Уайт.
Он выпустил руку Ады и бросился бежать. Добравшись до гостиной, он услышал с веранды крик Шона и сразу же – звук тяжело упавшего тела. Уайт остановился посреди гостиной, ему страшно было снова увидеть искаженное ужасом лицо Гаррика. Страх и злость на Шона парализовали его.
И вдруг послышался смех. Смеялся Шон.
– Слезай, черт, ишь устроился!