Когда пируют львы
Шрифт:
Шон выпустил ее запястья и попятился.
– Не может быть, – прошептал он. – Ты лжешь.
Она последовала за ним.
– Помнишь наше прощание, когда ты уезжал на войну? Помнишь ту ночь в фургоне? Помнишь?
Теперь она говорила спокойно, стараясь уязвить его словами как можно больнее.
– Это было несколько месяцев назад. Это неправда. – Шон запинался, продолжая пятиться от нее.
– Три с половиной месяца, – сказала она. – Рановато для ребенка твоего брата, тебе не кажется? В браке у многих
Она продолжала говорить, дрожа, лицо ее страшно побледнело. Шон не мог больше это выносить.
– Оставь меня, оставь! Мне нужно подумать. Я не знал…
Он пробежал мимо нее и выскочил в коридор.
Энн услышала, как хлопнула дверь кабинета Уэйта, и неподвижно замерла в центре комнаты. Постепенно ее дыхание успокоилось, неистовый гнев отступил, обнажив черные рифы ненависти. Она вышла из комнаты и по коридору прошла в свою спальню. Остановилась перед зеркалом и посмотрела на себя.
– Ненавижу его, – произнесли губы отражения.
Лицо ее оставалось смертельно-бледным.
– И кое-что могу у него отобрать. Гарри теперь мой, а не его.
Она вынула заколки из прически и распустила волосы, упавшие ей на спину. Высвободила плечо, смяла платье. Потом прикусила губу, так что показалась кровь.
– О Боже, я ненавижу его, как я его ненавижу! – шептала она, не обращая внимания на боль.
Схватила руками платье, разорвала его спереди и равнодушно посмотрела в зеркало на отражение своих круглых сосков, которые уже начали темнеть в ожидании молока. Сбросила туфли.
– Я его ненавижу.
Она приподняла платье и запустила руку в нижние юбки. Распустила панталоны, сбросила их и перешагнула. Подняла, разорвала, бросила рядом с кроватью. Провела рукой по туалетному столику – один из флаконов упал, разбился, выбросив облако пудры. Запахло разлившимися духами.
Подошла к кровати и легла. Подняла ноги, нижние юбки разлетелись, как лепестки цветка; нижняя часть ее живота была тычинкой этого цветка.
Незадолго до темноты в ее дверь постучали.
– Кто там? – нетерпеливо спросила она.
– Нкозикази не сказала, что приготовить на ужин.
Голос старика Джозефа был полон уважения.
– Сегодня ужина не будет. Ты и все слуги можете идти.
– Хорошо, нкозикази.
Гаррик вернулся домой, когда стемнело. Он выпил: Энн слышала, как он споткнулся на веранде, и голос его звучал нетвердо, когда он позвал:
– Эй! Где все? Энн, Энн! Я вернулся.
Недолгая тишина, пока он зажигал лампу, потом его деревянная нога простучала по коридору; теперь в его голосе звучала тревога:
– Энн! Энн, где ты?
Он открыл дверь и застыл с лампой в руках. Энн откатилась от света, прижала лицо к подушке и сгорбила плечи. Она слышала, как он ставит лампу на
– Дорогая! Энн, дорогая, что случилось?
Он смотрел на ее разбитые губы, на обнаженные груди. Удивленно повернул голову и оглядел флаконы на полу, ее разорванные панталоны. Лицо его омрачилось, и он снова повернулся к ней.
– Ты ранена? – Она покачала головой. – Кто? Скажи, кто это сделал?
Она снова отвернулась от него, пряча лицо.
– Дорогая! Бедняжка… Кто это сделал? Один из слуг?
– Нет.
В ее голосе звучал стыд.
– Скажи, Энн, что случилось?
Она быстро села, обхватила мужа руками и прижалась так, что ее губы оказались возле его уха.
– Ты знаешь, Гарри. Ты сам знаешь, кто это сделал.
– Нет, клянусь, не знаю. Скажи.
Энн глубоко вдохнула, задержала дыхание и выпалила:
– Шон!
Гаррик в ее объятиях содрогнулся. Потом он заговорил:
– И это. Теперь еще и это…
Он развел ее руки и мягко толкнул Энн на подушку. Потом подошел к шкафу, открыл один из ящиков и достал пистолет Уэйта.
«Он убьет Шона», – подумала Энн.
Гаррик вышел из комнаты, не глядя на нее. Она ждала, сжимая руки, натянутая как струна. Когда наконец раздался выстрел, он прозвучал приглушенно и совсем не воинственно. Тело Энн расслабилось, она разжала руки и негромко заплакала.
Глава 31
Гаррик, хромая, прошел по коридору. Пистолет казался тяжелым, рукоять – грубой и непривычной. В конце коридора из-под двери кабинета пробивался свет.
Дверь была не заперта. Гаррик вошел.
Шон сидел, опираясь локтями о стол и закрывая лицо руками. Но когда Гаррик вошел, он поднял голову. Царапины на его щеке уже подсохли, но плоть вокруг них покраснела и распухла.
Он посмотрел на пистолет в руке Гаррика.
– Она сказала тебе.
В его голосе не было ни вопроса, ни выражения.
– Да.
– Я надеялся, она смолчит, – сказал Шон. – Хотел, чтобы она пощадила тебя.
– Пощадила меня? – спросил Гаррик. – А как же она? Ты о ней подумал?
Шон ничего не ответил, только пожал плечами и устало откинулся на спинку кресла.
– Я никогда не сознавал, какая ты безжалостная свинья, – задыхаясь произнес Гаррик. – Я убью тебя!
– Да.
Шон смотрел, как Гаррик поднимает пистолет. Гаррик держал его обеими руками, светлые волосы свисали ему на лоб.
– Мой бедный Гарри, – негромко сказал Шон, и пистолет сразу задрожал. И начал опускаться, пока снова не оказался между колен. Гаррик наклонился, кусал губу, чтобы не заплакать. Шон встал, собираясь подойти к нему, но Гаррик отскочил к дверному косяку.