Когда пируют львы
Шрифт:
– Конечно, – жестоко рассмеялся Шон. – Ты можешь получить работу в «Светлых ангелах», чистить там плевательницы, а я в «Опере» буду бренчать на пианино.
– Но… но… должно же что-то остаться. Хоть несколько тысяч. Мы можем продать этот дом.
– Не обманывай себя, Дафф, этот дом принадлежит Градски. Все теперь принадлежит ему. – Шон выплеснул в рот остатки бренди из бокала и проглотил. Быстро встал и прошел к бару. – Сейчас я тебе объясню. Мы должны Градски сто тысяч несуществующих акций. Единственный способ отдать их ему – сначала выкупить у него же, а он может назначить любую цену. С нами покончено, Дафф, понимаешь, что это значит? Мы раздавлены! Разбиты! – Шон
Дафф в кресле распрямился.
– У тебя есть идея?
Шон кивнул.
– Ну, по крайней мере половина идеи. Послушай, Дафф, если я сумею спасти несколько тысяч, ты согласишься вместе со мной убраться отсюда?
– Куда?
– Когда все это началось, мы смотрели на север. Отличное направление, не хуже других. Говорят, за Лимпопо есть и золото, и слоновая кость для тех, кто хочет их взять.
– Но почему мы не можем остаться здесь? Мы могли бы играть на рынке ценных бумаг.
Дафф смотрел неуверенно, почти испуганно.
– Черт возьми, Дафф, здесь с нами покончено! Одно дело играть на рынке, когда ты платишь скрипачу и заказываешь мелодию, но с тысячей фунтов мы окажемся в своре, которая сражается за объедки под столом Градски. Давай уберемся отсюда и начнем сначала. Отправимся на север, будем добывать слоновую кость и искать новую жилу. Возьмем несколько фургонов и сколотим новое состояние. Ты, наверно, забыл, каково сидеть на лошади и держать ружье, чувствовать ветер в лицо, а вокруг на пятьсот миль ни одного брокера и ни одной шлюхи?
– Но это значит оставить все, ради чего мы работали, – простонал Дафф.
– Милосердное небо, парень, ты слепой или просто глупый? – обрушился на него Шон. – У тебя ничего нет, как же ты можешь что-нибудь оставить? Я пойду к Градски и попробую договориться с ним. Идешь со мной?
Дафф незряче смотрел на него, губы у него дрожали, голова тряслась. Он наконец понял, в каком положении они оказались, и это ошеломило его. Чем выше поднимаешься, тем больнее падать.
– Ладно, – сказал Шон. – Жди меня здесь.
Номер Градски был полон разговаривающих, смеющихся людей. В большинстве Шон узнал подпевал, прежде толпившихся вокруг трона, на котором сидели они с Даффом.
Король умер, да здравствует король! Шона заметили в дверях, и громкие голоса и смех смолкли. Макс сделал два шага к столу, открыл ящик и сунул в него руку. И стоял так, глядя на Шона.
Один за другим «придворные» разбирали свои шляпы, трости и выходили. Некоторые, минуя Шона, смущенно здоровались. И вот они остались втроем: молчащий Шон у двери, Макс с пистолетом в руке и Градски в кресле у камина, глядящий желтыми, полузакрытыми глазами.
– Не хотите пригласить меня войти, Макс? – спросил Шон, и Макс, быстро взглянув на Градски и увидев его еле заметный кивок, ответил:
– Пожалуйста, входите, мистер Кортни.
Шон закрыл за собой дверь.
– Макс, пистолет вам не понадобится, игра окончена.
– И счет в нашу пользу, мистер Кортни?
Шон кивнул.
– Да, вы выиграли. Мы готовы передать вам все наши акции СРК.
Макс покачал головой.
– Боюсь, все не так просто. Вы продали нам определенное количество акций, и мы будем
– И где, по-вашему, мы их возьмем? – спросил Шон.
– Купите на бирже.
– У вас?
Макс пожал плечами и ничего не ответил.
– Значит, вы собираетесь повернуть нож, так сказать?
– Вы очень поэтично это выразили, мистер Кортни, – согласился Макс.
– А вы подумали о последствиях нашего вынужденного банкротства?
– Должен признаться, что последствия для вас нам неинтересны.
Шон улыбнулся.
– Не очень любезно, Макс, но речь идет о последствиях для вас. Постановления о реквизиции, встречи кредиторов; можете быть уверены, что назначенный ликвидатор будет членом фольксраада [26] или родственником одного из его членов. Будут судебные иски и контр-иски, принудительная продажа имущества и выплата судебных издержек. Ликвидатор, понимающий свою выгоду, может затянуть процесс на три-четыре года и все это время будет требовать с вас комиссионные. Об этом вы подумали, Макс?
26
Парламент Трансваальской республики.
Сузившиеся глаза Макса свидетельствовали о том, что нет, не подумал. Он беспомощно взглянул на Градски, и этот взгляд принес Шону небольшое удовлетворение.
– Вот что я предлагаю. Вы позволите нам взять десять тысяч, забрать лошадей и личные вещи. В обмен мы отдаем вам все остальное. Акции, банковские счета, недвижимость – все. Даже если вы объявите нас банкротами, больше получить не сможете.
Градски послал Максу сообщение их личным кодом, и Макс перевел его Шону:
– Не подождете снаружи, пока мы обсудим ваше предложение?
– Пойду вниз, выпью в баре, – ответил Шон. Он достал карманные часы и посмотрел на циферблат. – Двадцати минут хватит?
– Вполне, благодарю вас, мистер Кортни.
Шон пил свое виски в одиночестве, хотя в баре было полно народу. Это произошло не по его желанию, но он плыл под флагом бедствия, а потому занял изолированный причал на краю стойки, и остальные корабли избегали его. Никто не смотрел в его сторону, и разговор был тщательно рассчитан на то, чтобы исключить его участие.
Ожидая, пока истекут двадцать минут, Шон забавлялся, представляя, как поведут себя эти его друзья, если он попросит у них взаймы. Это позволяло легче переносить их пренебрежение, но он все равно его чувствовал. Снова посмотрел на часы. Двадцать минут прошли. Шон вдоль стойки направился к выходу. Джок и Тревор Хейнсы увидели, что он подходит, одновременно повернулись спиной и принялись сосредоточенно изучать содержимое полок за прилавком. Шон поравнялся с Джоком и почтительно кашлянул.
– Джок, можешь уделить мне минуту?
Джок медленно повернулся.
– А, Шон. Да, что тебе?
– Мы с Даффом завтра покидаем Рэнд. У меня есть для тебя кое-что – на память. Я знаю, Дафф тоже хочет, чтобы это у тебя было.
Джок покраснел от неловкости.
– Ничего не нужно, – сказал он и начал поворачиваться к своей выпивке.
– Пожалуйста, Джок.
– Ну ладно. – В голосе Джока звучало раздражение. – Что это?
– Вот, – ответил Шон, делая шаг вперед и вкладывая в удар всю свою тяжесть. Большой, покрасневший от виски нос Джока – цель, о которой можно только мечтать. Это был один из лучших ударов Шона – он был не в форме, но у него хватило сил великолепным сальто перебросить Джока через прилавок. Потом он взял стакан Джока и вылил на голову Тревору.