Когда рассеется туман
Шрифт:
Как не стыдно, повторяла, покачивая головой, Нэнси, так обращаться с горничной, оставлять ребенка без отца? Неудивительно, что им все сочувствуют. И все-таки, многозначительно глядя на меня, говорила она, ее светлость вовсе не в восторге от такого гостя. Не нашего он поля ягода.
Понять ее было несложно: есть титулы и титулы — одни передаются от поколения к поколению, другие сверкают, что твой новый автомобиль. Робби, сын (неважно, законный или нет) новоявленного лорда Хантера, был недостаточно хорош
— Ну расскажите! — просила Эммелин. — Чем вас обидел ваш папа?
— Что еще за допрос? — улыбаясь, перебил ее Дэвид и повернулся к Робби: — Извини, Хантер. Эта парочка на редкость любопытна. Им общения не хватает.
Эммелин с улыбкой кинула в него ворохом бумаги. Бумага не долетела и свалилась в кучу других оберток, разбросанных под елкой.
— Ничего страшного, — напряженно ответил Робби и отбросил с лица прядь волос. — С тех пор, как умерла мама, отец пытается меня приручить.
— А вы? — спросила Эммелин.
— А я не хочу, чтобы меня приручали. Особенно он.
— А зачем он это делает? — не отставала Эммелин.
Робби грустно улыбнулся:
— Отец долго пытался забыть о моем существовании, а теперь вдруг сообразил, что ему нужен наследник. Жена, видимо, не смогла подарить ему сына.
Эммелин переводила непонимающий взгляд с сестры на брата.
— Вот Робби и собрался на войну, — подытожил Дэвид. — Чтобы отвязаться.
— Сочувствую, — нехотя выдавила Ханна.
— И я, — поддержала Эммелин, ее детское личико выражало искреннюю жалость. — Вы, наверное, очень тоскуете по маме. Я, например, страшно тоскую по своей, хотя совсем ее не помню.
Наступила тишина. Потом Робби, не поднимая головы, сказал:
— Мне кажется, будто я был в нее влюблен. Странно, да?
— Да нет, — отозвалась Ханна.
Эммелин вздохнула:
— А теперь вы идете на войну, чтобы оказаться подальше от жестокого отца. Прямо как в книжке.
— В мелодраме, — сказала Ханна.
— Нет, в романе, — горячо возразила Эммелин. Она развернула очередной сверток, и на колени ей высыпалась куча самодельных свечей, наполнивших воздух ароматом корицы.
— Бабушка говорит, что долг каждого мужчины — идти на войну. Те, кто остается дома, дезертиры и негодяи.
По моему телу снова побежали мурашки. Я посмотрела на Альфреда и тут же отвела глаза, встретившись с его взглядом. Его лицо пылало, в глазах светилось оскорбленное самолюбие. Совсем как тогда, в деревне. Он резко встал, уронил тряпку, а когда я попыталась вернуть ее, покачал головой и, не глядя мне в глаза, пробормотал что-то насчет мистера Гамильтона, который, поди, его уже ищет. Я беспомощно глядела, как он спустился по лестнице и выскользнул из библиотеки, незамеченный младшими Хартфордами. Ну почему я такая несдержанная?!
Отвернувшись от елки, Эммелин посмотрела на Ханну:
— Бабушка разочаровалась в Па. Считает, что ему на все наплевать.
— Ей не в чем разочаровываться, — отрезала Ханна. — А Па вовсе не наплевать. Если бы он мог, он в ту же секунду оказался бы на фронте.
В комнате повисла тяжелая тишина, я услышала, как часто я дышу, переживая за Ханну.
— Не кидайся на меня, — надулась Эммелин. — Это не я говорю, а бабушка.
— Старая ведьма! — рявкнула Ханна. — Да Па делает для фронта все, что может!
— Ханна была бы рада пойти с нами в армию, — сказал Дэвид Робби. — Они с отцом никак не могут понять, что война не место для девиц и пожилых мужчин с больными легкими.
— Не говори ерунды, Дэвид, — потребовала Ханна.
— Какой именно? — уточнил тот. — Что война не для женщин и стариков или что ты рвешься на фронт?
— Ты знаешь, что от меня было бы не меньше пользы, чем от тебя. Ты сам говорил, что я хорошо разбираюсь в стратегии…
— Это не игра, Ханна, — резко сказал Дэвид. — Это война. С настоящим оружием, настоящими пулями и настоящим врагом. Это уже не выдумка и не твоя прихоть.
Я затаила дыхание — Ханна выглядела так, будто получила пощечину.
— Нельзя всю жизнь прожить в придуманном мире, — продолжал ее брат. — Ты не сможешь провести остаток своих лет, сочиняя приключения, описывая несуществующие подвиги, изображая вымышленных героев…
— Дэвид! — крикнула Эммелин; она переводила взгляд с него на Робби, ее нижняя губа дрожала. — А как же правило первое: Игра — это секрет?
Дэвид обернулся к ней, его лицо смягчилось.
— И правда. Я забыл. Прости, Эмми.
— Ведь секрет же, — прошептала она. — Мы же договорились.
— Конечно, секрет, — подтвердил Дэвид и взъерошил волосы Эммелин. — Ну хватит, не переживай. — Он наклонился и снова заглянул в коробку с игрушками. — О! — воскликнул он. — Глядите, кого я нашел! Это же Мэйбл.
Он поднял стеклянного нюренбергского ангела с благочестивым восковым личиком, с крыльями из стеклянных нитей и в гофрированном золотом облачении.
— Она тебе всегда больше всех нравилась. Давай я посажу ее на верхушку.
— А можно мне? — вытирая глаза, попросила Эммелин, не желавшая, несмотря на обиду, упускать такую возможность.
Дэвид с заметной скованностью посмотрел на Ханну.
— Что скажешь? Есть возражения?
Ханна холодно, с неприязнью глядела на него.
— Ну пожалуйста! — просила Эммелин. Она вскочила на ноги — вихрь юбок и оберточной бумаги. — Вы всегда сажаете Мэйбл, мне еще ни разу не разрешили. Я уже доросла!
Дэвид притворно задумался.
— Сколько тебе лет?
— Одиннадцать.