Когда смерть – копейка…

ВИН Александр

Уже стоя в проеме двери и, словно что-то важное только что вспомнив, капитан Глеб снова шагнул в кухню.

– Если я вас всех правильно расслышал, ни у кого к Серому претензий по деньгам нет?

– Глеб, ты же умный мужик, а такие гнилые темы! Дерьмо вопрос, всё решено, мы же понятливые!

– Эй ты, особо понятливый, выскочи-ка сюда на секунду. – Глеб пальцем поманил Данилова в прихожую.

– Слушай, Жанка твоя никуда от тебя не уедет. Я уверен. Ты её только сейчас поддержи, остынь от своего тупого бизнеса, а то ведь потеряешь… Всё, не тарахти тут лишнего. Топай, давай, к мужикам.

Крохотное коридорное пространство без Данилова стало вполне нормальной жилплощадью.

По-свойски приобняв сзади за плечи копошившегося у замка Виталика капитан Глеб развернул его к себе.

– Чего тебе? – Виталик нехотя поднял голову.

Лампочка в коридоре была хорошая, сотка, новая.

Ему было бы очень больно увидеть извиняющиеся или лживые глаза Глеба, но Виталик всё-таки пересилил себя, взглянул, и сразу же охнул.

Весёлые, бесшабашные, васильковые.

Только вот что-то такое холодное ещё поблескивало в них…. Не понять.

Капитан Глеб наклонился к уху Панаса.

– Ты с утра не завтракай без меня, договорились?! Я заскочу к тебе на полчасика.

Он никого не встретил ни на булыжной подъездной дороге, ни на череде тёмных асфальтовых тропок. Пахло тёплым дневным дождём и ещё какими-то густыми цветами. Розовое здание тихо дремало в тени высоких берез, в сумраке медленного пространства слабо мерцали два жёлтых окна, открытая дверь над каменным крыльцом тоже нерешительно блестела каким-то особенным внутренним светом.

Ни одного голоса.

Глеб Никитин поднялся по ступеням и вошёл в церковь.

Прямо за дверью невысокая, пожилая, как показалось Глебу на первый взгляд, женщина подметала пол.

Он осторожно остановился, чтобы невзначай не испугать её и потихоньку кашлянул.

Поправив глухой платок на голове, худенькая женщина спокойно взглянула на вошедшего. Не выпуская из рук веника и жестяного совка спросила:

– Вы что-то хотели?

– Да. Я знаю, что здесь можно поставить свечки за упокой, так ведь, правильно?

– Правильно. А за кого вы хотите ставить? Имена-то, говорю, какие у вас?

– Мария и Сергей.

– Проходите.

Уборщица прислонила свои принадлежности к краю конторки, заглянула за неё, наклонилась к каким-то ящичкам, подала Глебу две тоненькие, почти невесомые свечечки. На пороге внутренних дверей перекрестилась и привычно опустила голову.

– Вот здесь, так. Зажечь можно от других, а ставить лучше вот так.

И сразу же незаметно отошла за спину Глеба. Через некоторое время от входа послышался слабые ведёрные звуки и тихие размеренные шлепки мокрой тряпки.

…Не выходя на крыльцо Глеб остановился.

Огляделся.

Тёмные стены, календари, рукописные объявления. Плоскость конторки была заставлена церковными книгами, крохотными иконками и бумажными цветами. Большая латунная кружка блестела какими-то сложными узорами, заклеенными бумажкой с прямым компьютерным текстом. «На устройство и благоденствие приходского кладбища». Маленький прозрачный пакетик с варёными яйцами, карамельками и печеньем стоял на конторке рядом со старенькой хозяйственной сумкой.

Глубоко засунув руку во внутренний карман куртки и подробно пошарив там, капитан Глеб высыпал на ладонь изогнутые, обожжённые и перекрученные монетки. Внимательно посмотрел на них, качнул в ладони, перекинул костровые деньги из руки в руку.

«Этим самое место на кладбище».

Подошел к конторке и тщательно, одну за одной, опустил в кружку.

Быстро, почти бегом, Глеб вышел на крыльцо, жадно вдохнул свободного, живого воздуха. Почти сразу же вернулся.

– Это вам. У меня есть личная просьба.

Женщина удивленно взглянула на пачку протянутых ей денег и в изумлении прикрыла рот краем платка.

Перевела взгляд на Глеба.

– Это же очень много.

Чтобы успокоить её и правильно всё объяснить Глеб взял уборщицу за руку. И пошатнулся.

…Его руки держали горячую и сильную, всё ещё молодую ладонь.

Глаза женщины внезапно сверкнули, она молча, красиво поклонилась Глебу.

– Прошу Вас, поправьте тот памятник, на аллее, чёрный, «Младенец Лизанька». Хорошо?

Ужас

Как приятно идти по солнечной улице, не спеша, не ожидая ничего плохого…. Праздничные люди вокруг улыбаются, знакомые здороваются, дети грызут большие румяные яблоки, женщины шуршат воздушными одеждами….

Что-то заставляет меня тревожно обернуться.…

Из первомайской толпы вдруг высовывается низкое страшное лицо, плюет на мою чистую белую одежду, громко выкрикивает очень грубые, ужасные слова и скалит при этом кривые грязные зубы.

…Скорее уйти, убежать, скрыться! Как же это?! Ведь всё было уже позади, ведь мне обещали… Вот большая подворотня, дом номер двадцать семь, там нет участливых, переполненных своей радостью людей… Без них не так стыдно, нужно подождать, в одиночестве…, без людей, никого рядом мне не надо…, всё пройдет. Там, после очень старой булыжной мостовой, в кирпичной купеческой стене лежат маленькие золотые деньги. Да-да, точно…! Ведь все вокруг говорят, что именно в этом доме лежит много золота, найти его может только удачливый и хороший человек….

Кирпич сам крошится по краям и выпадает под ноги…

Из тёмной дыры сквозь истлевшую серую тряпку всё быстрей и быстрей сыплются на землю небольшие жёлтые монетки…. Их много, становится всё больше, так тяжело держать…, уже подгибаются ноги… Куда спрятать?! Как, чтобы никто из людей не знал… Ведь обманут, или будут завидовать… Нет-нет, что вы?! Не выброшу, ни за что…! Рядом раздаётся тоненький детский плач, нужно помочь, обязательно помочь! Спасти…! Как?! В руках золото, много золота…, а как? Ведь плачет…, рядом плачет… Выбросить?! Спасти…?