Когда сойдутся тени

Еналь Варвара Николаевна

— Наловим рыбы и пожарим на костре, — предложил Марк, оглянувшись на Кей.

Та сидела перед шалашом, поджав ноги.

— Ты любишь жареную рыбу? — опять спросил он.

— Рыбу-то я люблю, но ловить ее не умею. И жарить тоже.

— Да тут нечего уметь. Она сама ловится, просто запрыгивает в ведра, только успевай подставлять.

— Ты шутишь, наверное…

— Конечно. Но рыбы тут все равно много. Ее можно ловить даже без наживки. Серьезно. Клюет себе и клюет, только успевай вытаскивать. Вот сама увидишь. Выплывем сейчас на глубину и порыбачим, а жарить рыбу я умею.

Он с силой оттолкнулся шестом и опять спросил:

— Искупаться не хочешь?

— Ты что, холодно ведь, — удивленно

возразила Кей.

Марк усмехнулся:

— Нормально. Я искупаюсь.

— Ты замерзнешь.

— Согреюсь потом у костра.

Действительно, как только они отплыли достаточно глубоко, Марк сбросил якорь — якорем служил удобны длинный камень с привязанной веревкой — и проворно разделся до темных плавок. Он выглядел сильным — широкая спина, крепкие мускулы на руках и ногах. Слегка коротковатые ноги.

— Ну, вот, я поплыл, — сказал Марк и, вытянувшись вперед, легко прыгнул.

«Вот болван, — подумала Кей, — охота ему купаться в такую холодину». Ей даже смотреть на плещущегося Марка было холодно.

Потом они ловили рыбу, действительно без наживки, на удочки, которые нашли в шалаше. Рыба ловилась на удивление легко и быстро. Достаточно было закинуть удочку, как поплавок уже прыгал на воде. Будто рыба только и ждала, когда ей подсунут крючок. Марк посвящал Кей в тонкости рыбной ловли, а та все больше молчала, наблюдая, как он закидывал удочку и как вытаскивал потом над водой блестящих длинных рыбин. За какие-то пол часа они наловили целое ведро, которое Марк так же вытащил из шалашика.

Вообще в этом шалашике много было всякой хозяйственной утвари: и пара котелков, и ложки, и вилки, и кружки, и чайник, и даже заварка в жестяной баночке.

— Неужели это ты все запасал? — удивилась Кей.

— Мы с Сэмом. У хорошего рыбака все должно быть под рукой, — не без гордости заметил Марк.

Рыбу жарили на костре — костер разводила Кей, а Марк в это время ловко чистил рыбу. Солнце уже садилось, стало холодно, с гор подул резкий ветер. Он шумел в верхушках деревьев, стряхивая на землю последнюю листву, и гнал по темному небу тяжелые облака.

Костер согревал Марка и Кей своим теплом, уютно потрескивали сухие ветки в огне, вкусно пахло жареной рыбой. Марк, управившись с рыбой, поплотнее завернулся в плащ и устроился на плоском камне, Кей сидела на маленьком складном стульчике, также найденном в шалашике на плоту. Рыба была такая вкусная, что первую порцию они ели молча. Кей облизывала жирные пальцы и изредка восхищалась кулинарными способностями Марка.

— Да, — соглашался тот, — рыбу я жарю не плохо. Сэму тоже нравилась рыбка с этого озера. Прошлым летом мы ее частенько здесь жарили. А рыбачить меня учил еще мой отец. В том, другом мире.

Кей подумала, что Марку повезло больше, чем ей — он знает, кто его отец. Вслух она спросила:

— Расскажи о своем отце. Кем он был?

— Мой отец? — Марк не спеша поднялся и налил себе чаю, заваренного в маленьком походном чайничке, — Мой отец очень состоятельный человек. Он — владелец весьма преуспевающей фармацевтической компании. Я родился, когда он был еще молод и только налаживал свой бизнес. Человек он умный, трудолюбивый. Из тех людей, которые всегда добиваются своих целей. Мать свою я не знаю — никогда ее не видел. Отец рассказывал, что она была танцовщицей в каком-то стриптиз — баре. Мой отец не был на ней женат, но он говорил, что между ними была очень бурная страсть. Бурная, но короткая. Страсть утихла, и они расстались. Плодом их бурной страсти и оказался я. Воспитание ребенка не входило в планы танцовщицы в стриптиз-баре, потому меня забрал отец. Мать отказалась от меня еще в роддоме. Она уехала на четвертый день после моего рождения. Ни я, ни мой отец больше ее не видели. Вот так, — он грустно улыбнулся и продолжил, —

Долгие годы я был единственным ребенком у своего отца. Общались мы мало, отец все время был занят. Первое время обо мне заботилась его мама — моя бабушка. После — няни. У меня было все, что я хотел. Все мои мечты сбывались — я имею в виду велосипед, бассейн, поездки в Диснейленд и все такое. Жаловаться, вобщем-то, было не на что. Хоть у меня и не было матери, но зато была любящая бабушка. Отец тоже любил меня, по-своему, такой скупой мужской любовью, но любил. Я это знал и чувствовал.

Марк замолчал и потянулся за добавкой рыбы. Стало совсем темно. И тихо. Только неугомонный ветер все шумел в верхушках деревьев, и трещали сучья в костре. Кей тоже взяла еще рыбы.

Марк снова начал рассказывать:

— Когда мне исполнилось семнадцать, отец женился, в первый раз за свою жизнь. Моя мачеха, ее звали Софи, — тут он усмехнулся и добавил, — надеюсь, и сейчас зовут, она была очень красивой, конечно. И, конечно, гораздо моложе моего отца. И, буквально через девять месяцев после свадьбы, у них родилась дочь. Моя младшая сестра Анабель. Малышка была похожа на дюймовочку. Знаешь, такие синие глазищи, темные локоны. А сама крохотная, как кукла. Софи не доносила ее до срока, родила семимесячной. Они с отцом души в ней не чаяли, лелеяли, любили, просто пылинки сдували.

Марк выкинул в костер остатки рыбы и встал, чтобы подбросить еще хвороста. А Кей представила себе девочку с глазами, такими же, как у Марка, и улыбнулась. Оказывается, у Марка есть сестра, ровесница ее Тома.

— Ты не представляешь себе, Кей, как я ненавидел свою сестру.

Кей удивленно посмотрела на него. В голосе Марка прозвучали нотки незнакомой горечи.

— Я ужасно ревновал отца к ней. Был уверен, что отец теперь любит только ее. Мне казалось, что она просто отобрала у меня отца. Конечно, мой отец, уже не молодой мужчина, совсем иначе относился к этому ребенку, чем в свое время ко мне. Он каждый вечер сам купал ее, читал ей перед сном, играл с ней в разные игры. Со мной всем этим занималась моя бабушка. И меня это тогда очень задело. Это теперь я понимаю, что к моменту рождения Анабель отец стал более зрелым и мудрым человеком. Да и она была очень желанным ребенком. А тогда единственными эмоциями, которые я испытывал, были злость и обида. Мои отношения с отцом сразу испортились. Я стал грубым и вел себя отвратительно. Связался с какими-то подонками, пьянствовал, хулиганил. Потом вообще ушел из дома. Отец, конечно, пытался как-то достучаться до меня, но я не дал ему не единого шанса. Я не хотел даже разговаривать с ним. Считал себя правым, несправедливо обиженным. Последнее время, перед тем, как я попал в Суэму, мы с ним совсем не общались. Вот так.

Марк немного помолчал, потом добавил:

— Теперь я сожалею об этом. На самом деле я скучаю по отцу. Иногда. И мне жаль, что я так и не смог понять его. Не смог полюбить свою сестру. Кей, я даже ни разу не разговаривал с ней. Как я мог быть таким жестоким?

Кей смотрела на пляшущие языки пламени и молчала. Она не знала, что сказать Марку, хотя была тронута его историей. Да, может, и не надо ничего говорить, а просто можно помолчать и подумать о том, что осталось в прошлом мире. О том, что уже не изменить…

А над их головами в высоком звездном небе все плыли и плыли черно-серые, мрачные облака. Приближался ночной дождь.

— Может, мы поедем домой? — негромко предложила Кей.

— Да, поедем, — энергично поднялся Марк, провел рукой по волосам, скинул с плеч плащ, — зато рыбы навезем Джейку полное ведро.

Кей только кивнула.

Дома девушке еле хватило сил, чтобы помыться и лечь в постель — так она устала. Марк задержался в конюшнях, поэтому вверх, на Такнааский холм Кей поднималась одна.