Когда ты проснешься…
Шрифт:
Посвящается всем, кто проснулся
1
Прущие в гору пеняют мне, мол: «Экий неторопливый!»
Я отвечаю: «Кто понял жизнь – ходит не семеня!»
Движется лето на острова, рябью идут проливы,
Я покидаю чужие сны – ну как ты в них без меня?
Смеюсь, как никогда в жизни. Волны безудержного смеха тисками сдавливают грудь, некоторое время не отпускают, грозя удушьем, а потом проваливаются вниз живота, даря секундное
Охранник дядя Боря сдержанно ухает в усы густым басом. На его суровых глазах поблескивают едва заметные в свете экранов слезы.
– Александр Владимирович… Саша… – Охраннику приходится отвернуться от монитора, чтобы представшая там картина не спровоцировала новый приступ хохота. – Надеюсь, меня после этого не уволят? Ты же знаешь, как сложно найти работу в моем возрасте. Ну, повеселил старика, ну, стервец!
Не переставая улыбаться, утираю слезы и сдавленно всхлипываю:
– Не волнуйтесь, дядь Борь, Вадим ничего не сделает, это я гарантирую. Но какой шик! Какое исполнение! – Одобрительно хлопаю по плечу бывшего милицейского, а ныне начальника службы безопасности Бориса Сергеевича. Неслыханное панибратство, которого никогда бы не допустил, не окажись мы волею случая соучастниками этого веселого мероприятия.
Смех сближает лучше любых заверений в вечной любви, надежности и верности. Вместо отвратительного кофе, который обычно подают на совещаниях в сверкающих стеклом и металлом небоскребах длинноногие секретарши, стоило бы включать скучным дядькам в костюмах несколько серий комедийных передач. Полчаса общего смеха над глупыми шутками сблизили бы присутствующих гораздо сильнее банальных предварительных корпоративных ласк с графиками и презентациями.
Борис Сергеевич в силу особенностей профессии смеялся редко. Было приятной неожиданностью узнать, что старик сохранил чувство юмора. А вместе с ним и некоторые связи в органах, без которых сегодняшняя шалость попросту не удалась бы. Но теперь дядя Боря беспокоился, и вполне оправданно: шутить пусть и с не единственным, но все-таки директором – дело опасное, сопряженное с туманными перспективами быть уволенным.
Снова бросаю взгляд на монитор. Несмотря на небольшие размеры экрана и низкое качество изображения, на картинке четко просматривается растерянное, полное противоречивых эмоций лицо Вадима – моего лучшего друга и партнера по бизнесу. Тот стоит в окружении внушительных парней с автоматами в черной камуфляжной форме и масках с прорезями для глаз. Папки в его кабинете разбросаны, рубашка выбилась из безупречно отглаженных брюк, галстук ослаблен и неестественно свешен набок. Вадим стоит перед открытым сейфом, где красуется абсолютно неуместный в этой ситуации… праздничный торт.
За двадцать минут до этой, полной сюрреализма, развязки по приглушенной, выверенной за годы службы команде дяди Бори «Начинаем!» в офис небольшой рекламной фирмы ворвалась дюжина бойцов. Гости аккуратно, планомерно и бережно («Бережно, орлы, бережно!» – шипел в рацию дядя Боря) рассчитали весь персонал на первый-второй, после чего направились в кабинет Вадима, где произвели не очень тщательный, но весьма убедительный обыск. Для виду даже отключили от сети несколько компьютеров, демонстрируя намерение забрать их с собой. В довершение силовики потребовали владельца кабинета открыть сейф, в котором Вадим хранил не совсем законные предметы и документы. Всегда сдержанный и правильный директор, несколько раз за время обыска сменивший цвет лица с зеленого на пурпурный, дрожащими руками – уже ожидая худшего – выполнил просьбу серьезно настроенных визитеров. И как только из недр сейфа появился совершенно неуместный в этой ситуации торт, в кабинете наступила гробовая тишина.
В тишину погрузился весь офис, и только в одном помещении двое хулиганов – молодой и в меру безбашенный соучредитель и пожилой, умудренный опытом охранник – разразились громким хохотом. Клянусь, если бы не громко стучащая в висках Вадима кровь, он мог бы услышать доносящиеся из дальнего кабинета звуки.
– Ладно, дядь Борь, – я пожимаю мужчине руку и вытираю краем футболки проступившие слезы, – пойдемте сдаваться имениннику.
Мы выходим из укрытия и, протискиваясь сквозь взволнованные группки шепчущихся сотрудников, направляемся к месту проведения спецоперации.
– Александр Влади… там… – кидается в нашу сторону побелевшая от ужаса стажерка.
Отмахиваюсь от нее жестом, который может означать что угодно. В том числе уверенность, что ее молодой начальник сейчас одной рукой уложит спецназовцев, а другой немедленно перенесет весь офис и в первую очередь ее в безопасное место. Предположение о фантазиях стажерки о ее путешествии на руках начальника было, судя по всему, не так уж далеко от действительности. По крайней мере кидаемые ею взгляды и якобы случайно занимаемые в моем присутствии неестественные, как ей казалось, пикантные позы говорили о наличии таковых в голове показавшейся мне поначалу скромной девушки.
В какой-то момент, признаюсь, глянул было с интересом, но потом одернул себя: абсурднее секса с подчиненными может быть только секс за рулем мотоцикла – и в том и в другом случае за минутную слабость рискуешь поплатиться.
Мы заходим в кабинет Вадима, где уже в полной мере наслаждаемся приятными подробностями произошедшего, которые не смогли передать старенькие мониторы на посту охраны, а именно: тяжелым дыханием Вадима, проступившими на его лбу каплями пота и полным хаосом в комнате.
– Саш… это… это что? – сглатывая после каждого слова, спрашивает растерянный друг, показывая на открытый сейф.
Невозмутимо прохожу мимо застывших, точно каменные изваяния, людей в форме к сейфу, зачерпываю пальцем крем с верхушки торта, сдвигая букву «С» в надписи «С днем рождения, Вадим!» и отправляю в рот.
– Это торт, Вадик, – сообщаю, казалось бы, очевидное партнеру. – Между прочим, прямиком из Бельгии, «Шоколя де Труа» – так его там называют. Мы, простые смертные, говорим «Три шоколада», но ты ведь ничего, кроме пирожного «Картошка» по три пятьдесят из школьной столовой, не уважаешь, правда?
Подхожу к ошалевшему Вадиму и горячо его обнимаю, не сильно заботясь о чистоте рубашки друга после контакта белоснежной ткани с измазанной в шоколаде рукой.
– С днем рождения! – громко шепчу я ему на ухо и начинаю аплодировать.
Находящиеся в помещении люди, с заметным удовольствием наблюдающие за разыгрываемой сценой, подхватывают. Вадим смущенно поправляет галстук, молча обводит взглядом хлопающих зрителей и неожиданно выдает такую реплику, за которую мне становится неловко даже перед дядей Борей, хотя тот и сам зачастую не стесняется в выражениях.