Когда воскреснет Россия?
Шрифт:
Но эти полторы странички, хотя были уже набраны, в журнале не появились. Сотрудник даже не объяснил причину. Я, конечно, признаю право редакции отказывать тому или иному автору в публикациях. Но ведь здесь-то… Сами же просили, при этом очень активно.
Вот тебе и весь плюрализм. Вновь вспомнилась история с моим выступлением в Верховном Совете. Тогдашний редактор «Известий» И. Д. Лаптев отказался публиковать текст выступления и сказал: «Я Верховному Совету не подчиняюсь!» (Подробности опускаю.) Вспомнились и десятки других случаев, которые произошли, когда я еще не был ни депутатом, ни лауреатом, ни делегатом и т. д.
Но ведь времена изменились, подумалось, у нас же гласность теперь. И рассказал о случае с «Журналистом» в «открытом письме» редактору «Комсомольской правды». И стал ждать публикации (уж эта-то газета, думаю, обязательно напечатает).
Женский голос с некоторой поспешностью сообщает: «Такого писателя не знаю, письмо от Белова В. И. не поступало».
Что ж, может быть, и впрямь почта в Вологде работает хуже, чем в Красноярске? Но ведь письмо-то было заказное, вон и квитанция есть. Куда же оно могло деться? Нет, не могу я свалить вину на почту, хотя там тоже полно плюралистов. Просто «Комсомолка» публикует материалы выборочно, не брезгуя и вторичной, уже отработанной информацией.
Мне могут возразить: печатайся в других местах. Так в общем-то и приходится делать… Но что значит какой-нибудь «Голос Тушина» по сравнению с «Комсомольской правдой», у которой 15 (или 16?) миллионов тираж? Это как бы комариный писк в реве встречного поезда.
«Как и от кого надо защищать «свободу слова»?» — спрашивала редакция «Журналиста». Дословно мой ответ был такой:
«Вопрос придуман как бы нарочно. Налицо типичный, не очень порядочный журналистский прием: спрашивать о том, что и само по себе еще стоит под вопросом. Поэтому приходится говорить сначала вообще о слове. Существует ли эта самая «свобода слова»? На мой взгляд, нет. Даже сочетание двух этих слов нелогично (как нелогично, например, выражение «демократический централизм»). Слово в своем высшем значении всегда свободно, вернее, понятие «свободы» или «несвободы» для него не существует.
Конструктор и составитель вопроса, вероятно, имел в виду так называемую «свободу печати», и тут понятие «свобода» или «несвобода» вполне применимо. Другое дело, что в жизни, на практике, свободной печати никогда не было, нет и, наверное, долго не будет и впредь. Везде и всюду печать (а нынче к ней прибавились и другие виды идеологического оболванивания) была зависимой либо от денежного мешка, либо от партийно-групповых интересов, то есть несвободной. Одновременно средства массовой информации изначально заражены вирусом несвободы, поскольку их суть всегда в монологе, то есть в навязывании частного мнения. Диалогичность тут мнимая, равноправия между газетой и читателем нет и быть не может. Так же, как нет и быть не может равноправия между зрителем и телевизионной редакцией, между слушателем радио и самим радио со всеми его глобальными техническими и идеологическими средствами.
Скажут, что все зависит от того, в чьих руках находятся эти средства. То-то и оно. Одни руки лучше, другие хуже, но «свобода печати» — пустой звук в любом случае. Выходит, что и «защита свободы печати» по достаточном размышлении вызывает всего лишь улыбку».
Такой ответ «Журналисту» оказался явно не по нутру. Редакция предпочла его не публиковать, чем и подтвердила правильность такого ответа. «Комсомольская правда» подтвердила то же…
Нет, господин Буш, ваши слова о гласности, сказанные в Кремле, для наших условий (да и для ваших) не годятся.
Клевету, распространяемую у нас и у вас миллионными тиражами газет и с помощью радиостанций, опровергнуть очень трудно, почти невозможно. Это я испытал на себе. Думаю, что-то же, только еще в большей степени, испытали такие люди, как Валентин Григорьевич Распутин и Игорь Ростиславович Шафаревич. Рассчитывать на совесть журналистов и радиокомментаторов радиостанции «Свобода», к примеру, увы, не приходится. Тиражи и мощности передатчиков зависят всего лишь от толщины кошелька.
Хотелось бы только знать, долго ли американский налогоплательщик будет кормить не очень добросовестных комментаторов упомянутой радиостанции? Но я не очень рассчитываю на ответ, поскольку знаю, как тщательно оберегаются от подобных вопросов все президенты без исключения.
«Советская Россия», 1991, 8 августа
Хватит сидеть в темноте. Выступление на Русском соборе
Уважаемые члены собора!
Мне кажется, что самый главный кризис, который сейчас существует у нас, — это кризис государственности. Потери наши неисчислимы. Ослаблено национальное самосознание, без которого не возможно никакое государственное самоустройство. Утрачена территориальная целостность.
Утрачены нравственные и трудовые традиции во многом. Мастера переделывать мир, любители нового мирового порядка в 17-м году знали, что делать. Знают они и сейчас, что делать. Разрушение русского народного самосознания продолжается и сию минуту.
Я не буду касаться специальных вопросов о власти. Об этом уже много сказано. Мне хочется добавить к выступающим вот что. На мой взгляд, в проекте устава недостаточно отражен вопрос о крестьянстве. Здесь я вынуждаю себя повторяться и цитировать самого себя. Вот что я говорил в 90-м году в Верховном Совете:
«Крепостное право, основанное на марксизме, должно наконец исчезнуть. Крестьянин должен стать свободным, свободным от всего, кроме земли. Но и зависимость от земли должна быть добровольной, свободно выбранной. Наша общественность ждет от крестьянства одного: чтоб крестьянство ее накормило, желательно досыта. Какое кощунство — видеть в крестьянине всего лишь кормильца! Я твердил и буду твердить: крестьянство, даже если оно колхозное, вовсе не обязано в одиночку выполнять так называемые продовольственные программы.
Твердил и буду твердить, что от крестьянина зависит мощь и судьба каждого государства, каждого, даже самого маленького народа. Крестьянские традиции равносильны национально-трудовым и культурным традициям. Ни одни народ не спасет своего национального языка, своей культуры, если уничтожает собственное крестьянство. Выйти из демографического, экологического, национального и других тупиков также невозможно, не имея свободного крестьянства. Но крестьянство без земли — это фикция, пустой звук, поэтому закон о земле имеет прежде всего национально-государственное значение».
Это было говорено почти два года назад. Ну и как же реагировали наши законодатели на это? Вы знаете историю Верховного Совета Союза. Он был разогнан в одночасье. Законодательные органы России нынешней сделали все, чтобы Закон о земле не действовал даже в том усеченном виде, в каком он был принят в союзном парламенте. Демократы за два года ограбили деревню еще больше. Разорили ее окончательно с помощью ценовой политики. Все помыслы нынешней власти сводятся к тому, чтобы разрешить и узаконить куплю-продажу земли. То есть навсегда и бесповоротно узаконить нашу колониальную зависимость. Грабеж продолжается. А хитрость состоит в том, чтобы захватить землю под предлогом возрождения крестьянства. Отдать, продать ее иностранцам. Вот вчера вы видели, что говорил Президент по поводу этого земельного законопроекта. Он говорил, что иностранцы нам не ремонтируют цехи из-за того-де, что мы им земли не даем, не инвестируют наше хозяйство. Но я хотел бы спросить, почему это иностранцы должны ремонтировать наши цехи и заводы. Это, во-первых, а потом ремонтируйте, пожалуйста, а при чем здесь земля? Экие, право, землелюбы. Хитрость в том, что правительство и законодатели начинают как бы с нуля, как будто у нас государство не существовало никогда. Ни земельных сложившихся отношений, ни государственных традиций — ничего не существовало. Все как будто заново делается. Весь опыт тысячелетней нашей государственности как бы игнорируется. России как бы и не было совсем, и не было государственного опыта. Все заимствуется на Западе. Хотел бы напомнить: испокон существует национальное своеобразие в государственном строительстве. Так же, как существует национальное своеобразие и в земельных отношениях: каждый народ по-своему строил эти отношения. Каждый народ строил и государство по-своему. В этом была красота мира нашего. Теперь же мировые тайные правители хотят сделать единое государство на всей земле, все по-своему выпрямить. Уважаемый собор! Я предлагаю включить в программу наших действий следующие положения. Первое. Возрождение русских древних национальных земельных отношений с корректировкой на наше время. Вернуться к земельному законодательству, которое существовало в 1911 году. Второе. Передать, не продать, а именно передать, и бесплатно, землю тем, кто на ней живет и кто ее обрабатывает. Никакой продажи-купли, только передача по наследству. Право наследования — главное право — должно быть в земельных отношениях. Если же хозяйство будет выморочным, нет наследников, что бывает в крестьянском быту очень редко, то такое хозяйство, земля должны переходить в распоряжение местной власти или же Крестьянского банка. Если же заимствовать опыт земельных законодательств, то надо заимствовать ну хотя бы у Финляндии, а не у Америки. Я знаю, какая рациональная и очень умная система земельных отношений создана в Финляндии, Это создано по традиции государства Российского.