Когда я был настоящим
Шрифт:
— А остальные? — по-прежнему бормоча, спросил Наз.
— Нам и массовка понадобится — все эти безымянные, невнятные соседи. Вот те двое, темнокожие парни, кого-то мне смутно напоминают.
— Которые?
— Те двое.
С этими словами я показал на них рукой — и тут же до них до всех начало доходить, что к чему. Холл накрыло тяжелое молчание; взглянув на нас, все принялись отворачиваться и делать вид, будто снова беседуют, на деле же они по-прежнему окидывали нас взглядами. Один парень подошел прямо к нам, протянул руку и сказал:
—
— Что такое КАДИ? — спросил я.
— Королевская Академия Драматического Искусства. Я сходил на прослушивание, и тамошний преподаватель написал в местную администрацию, сообщил им, что у меня талант — так и сказал, я не выдумываю!
В этом месте Джеймс сопроводил свое ораторство взмахом руки, которую в картинной манере поднес к подбородку. Видно было, что жест этот он отрепетировал, точно так же, как геи — посетители клубов, за которыми я наблюдал несколько недель назад, отрепетировали свои.
— Но грант они мне все равно не дают, — продолжал он. — Поэтому я рад приветствовать этот проект. Я считаю, он поможет мне развиться. Многому научиться. Зовут меня Джеймс.
Он по-прежнему стоял с протянутой рукой. Я повернулся к Назу.
— Нельзя ли от половины этих людей избавиться? — спросил я его. — И записать на прослушивание тех, на кого я указал, а также всех, кто, по вашему мнению, может подойти? А я пойду выпью кофе.
Я отправился в то самое место, где сидел, когда наблюдал за посетителями клубов, телевизионщиками, туристами и бездомными, — эта стилизованная под Сиэттл кофейня, точно такая же, как в Хитроу, была как раз за углом от театра, — и попросил капучино.
— При-вет! — сказала девушка; опять девушка, но на этот раз другая. — Одинарный кап — на подходе! Есть у вас…
— О да! — с этими словами я вытащил нужное. — Еще бы! И дело потихоньку движется.
— Как вы сказали?
— Восемь чашек проштамповано. Смотрите.
Она посмотрела.
— Да, правда, — в голосе ее прозвучало уважение. Протянув мне кофе, она проштамповала девятую чашку. — Еще одна, и получите напиток на выбор бесплатно.
— Плюс новую карточку!
— Конечно. И новую карточку дадим.
Я отнес свой капучино к тому же месту у окна, что и в прошлый раз, и уселся там, глядя на пересечение Фрит-стрит и Олд-Комптон-стрит. Там сидел бездомный, но не мой. У этого нового собаки не было — зато были друзья, совершавшие на его место налеты со своей базы, выше по улице, совсем как друзья моего бездомного; но и эти, кажется, были другие люди. Правда, спальник, в который завернулся новый парень, выглядел абсолютно так же, как спальник моего. И его свитер тоже.
А я и забыл про это дело с бонус-карточкой. Теперь, когда мне напомнили, я пришел в настоящее возбуждение по этому поводу. Ведь я так близок! Залпом проглотив капучино, я прошел обратно к прилавку с карточкой.
— Еще капучино, —
— При-вет! — ответила она. — Одинарный кап — на подходе! Есть у вас…
— Разумеется! Я же только что отошел!
— А, да! Извините. Я прямо как зомби. Давайте я…
Она проштамповала десятую чашку на моей карточке и сказала:
— Ну вот — теперь можете выбрать бесплатный напиток.
— Классно. Возьму еще капучино.
— В смысле, вдобавок к вашему капу.
— Я понимаю. Все равно возьму еще один.
Она пожала плечами, повернулась и приготовила мне новую чашку. Вытащила новую карточку, проштамповала на ней первую чашку и протянула ее мне вместе с двумя порциями кофе.
— Назад к началу, — сказал я. — Через нулевую отметку.
— Как вы сказали?
— Новая карточка — это хорошо.
— Да, — она словно пребывала в какой-то депрессии.
Я отнес две новые порции кофе обратно к своему месту у окна. Поставив их бок о бок, я прихлебывал из обеих чашек попеременно — как поступала со своими стаканами в «Догстаре» Кэтрин, — переключаясь с одной (до точки отсчета) на другую (после). Хороший день, подумалось мне. Допив кофе, я пошел обратно в театр-студию «Сохо».
Первым, кого мы с Назом смотрели, был второй из кандидатов, отобранных мною в качестве возможного мотоциклиста-любителя. С виду он был примерно то, что надо: лет двадцать-двадцать пять, шатен, довольно хорош собой. Он подготовил для нас отрывок — из какой-то современной пьесы Сэмюэла Бекетта.
— Это можно не слушать, — сказал я. — Мы просто хотим немного побеседовать, рассказать вам, что понадобится делать.
— Ладно. Мне сюда сесть или постоять, или…?
— Как угодно, — ответил я. — Нам требуется вот что: вы должны будете стать мотоциклистом-любителем. Вам придется быть готовым к вызовам в любое время — работа с проживанием; будете занимать квартиру на втором этаже многоквартирного дома. Надо будет много времени проводить во дворе дома, возиться с мотоциклом.
— Как это — возиться? — переспросил он меня.
— Чинить его.
— А когда починю, что делать?
— Снова разбирать. Потом опять чинить.
Какое-то время он молчал, обдумывая мои слова.
— Значит, вам совсем не надо, чтобы я играл? — спросил он в конце концов.
— Нет, — объяснил я ему. — Надо не играть — просто делать. Исполнять. Реконструировать.
В результате роль ему не досталась. Она досталась кандидату на место мотоциклиста-любителя, шедшему через одного, не из тех, кто сидел в холле. Актерского опыта у него было меньше, чем у двоих других — почти совсем не было. Его движения и речь выглядели менее фальшивыми, менее вторичными. Вдобавок у него был свой мотоцикл, и он в них немного разбирался. К концу первого дня я отобрал его, плюс мужа неинтересной четы, плюс пару-тройку невнятных, безымянных соседей. На этом, однако, все и кончилось — больше мне никто не подошел. Когда мы снова уселись в машину, я сказал Назу: