Когда я был настоящим
Шрифт:
Марк Добенэ поднялся на ноги и тепло пожал мне руку.
— Еще раз поздравляю! Колоссальный успех!
Его лицо лучилось, отчего морщилась кожа вокруг глаз и на лбу. Ему было, наверное, сильно за пятьдесят или немного за шестьдесят. Он был высок и худ, с седыми волосами, начесанными на лысеющую макушку. Под пиджаком у него был жилет, а под тем — рубашка в тонкую полоску и галстук. Все как положено. Пожимая мне руку, он не вышел из-за стола. Стол у него был довольно широкий, так что мне пришлось слегка перегнуться через него, чтобы дотянуться своей рукой до его. При этом край стола уперся мне в ногу,
— Что ж! — воскликнул он. — Что ж! — он откинулся в кресле и широко развел руками. — Дело наше разрешено весьма отрадным образом!
— Разрешено?
— Разрешено, — повторил он. — Окончено, завершено, закрыто. Подпишете эти бумаги, и готово. Средства будут переведены, как только курьер доставит их обратно.
Я немного подумал об этом, потом произнес:
— Да, пожалуй, что так. Для вас.
— Как вы сказали?
— Разрешено. Окончено.
Добенэ перебирал какие-то бумаги. Вытащив несколько, он развернул их ко мне со словами:
— Эту подпишите.
Я подписал ее.
— И эту. И эту, и эту. И вот эту тоже.
Я подписал их все. После того, как он опять собрал и сложил их ровной стопкой, я спросил его:
— А куда все эта средства будут переведены?
— Да, вопрос правильный. Я сегодня утром специально открыл банковский счет. На ваше имя, разумеется. Просто чтобы обеспечить для них базу. Хранилище, так сказать. Можете, если угодно, закрыть его и все снять, а при желании можете оставить открытым. Я также взял на себя смелость, — продолжал он, опять перебирая свои документы, — записать вас на прием к биржевому брокеру.
Он протянул мне папку. На ней золочеными, вычурными, как на именинном пироге, буквами было выведено название «Янгер и Янгер».
— Они — лучшие в своем деле, — объяснил Добенэ. — Абсолютно независимая фирма — и в то же время с большими связями. Держат, так сказать, руку на пульсе. Если решите пойти, вашим вопросом будет заниматься Мэттью Янгер.
— Это который? — спросил я.
— Это сын. Отца зовут Питер, но он уже частично отошел от дел. За время существования фирмы в ней сменились уже три поколения.
— Значит, они должны называться «Янгер, Янгер и Янгер»?
Добенэ секунду обдумывал мои слова прежде чем ответить.
— Пожалуй, да.
— Хотя может быть и так: когда появляется самый младший, он становится вторым, а его отец, который был вторым, становится первым, а первый просто отпадает. Тут главное — знать свое положение. Они периодически сменяются.
Несколько секунд Марк Добенэ пристально смотрел на меня. В конце концов он ответил:
— Да. Пожалуй, вы правы.
Фирма «Янгер и Янгер» находилась недалеко от вокзала Виктория. Я доехал туда на метро. Когда я вышел на улицу и очутился перед зданием вокзала, начинался час пик. Мимо меня текла толпа пассажиров, направлявшихся вниз по лестнице в метро. Я постоял там несколько минут, пытаясь сообразить, в какой стороне офис «Янгер и Янгер». Мимо меня потоком двигались спешащие мужчины и женщины в деловых костюмах. Ощущение от этого возникало странное. Через какое-то время я перестал раздумывать, в какой стороне находится офис, и просто остался стоять, ощущая, как они спешат, текут. Я
Чувство напряжения нарастало. Это было замечательное ощущение. Я стоял неподвижно — руки в стороны, ладони кверху, — а мимо меня текли пассажиры. Через некоторое время я решил действительно начать попрошайничать. Я принялся бормотать:
— Подайте… подайте… подайте…
Так продолжалось несколько минут. Я ни за кем не увязывался, не встречался ни с кем глазами — просто стоял, неопределенно глядя перед собой, все бормоча и бормоча «подайте». Никто мне ничего не подал, но это было не страшно. Имея восемь с половиной миллионов фунтов, я понимал, что мелочь их мне не нужна, да и ни к чему. Я просто хотел именно в этот момент находиться в данном конкретном месте и выполнять данное конкретное действие. От этого я чувствовал такое спокойствие, такое напряжение, что едва не почувствовал себя настоящим.
Офис, как оказалось, находился немного к северу от вокзала, напротив садов Букингемского дворца. Секретарша у них в приемной была такая, что по сравнению с ней та штучка в «Оланджер и Добенэ» походила на кассиршу из супермаркета: шелковый платок на шее заправлен в кремовую блузку, волосы идеально уложены. Ни один волосок не шелохнулся ни когда она потянулась губами к селектору, сообщить Мэттью Янгеру, что я пришел, ни когда прошла в специально отгороженный уголок, сделать мне кофе. Над ней к высокому, с замысловатыми карнизами потолку вздымались панели красного дерева, тоже вырезанные в форме застывших волн.
Мэттью Янгер вошел перед тем, как она закончила делать мне кофе. Он был невысокого роста, настоящий коротышка, но когда пожал мне руку и поздоровался, его голос загудел и заполнил собой всю комнату, взвившись к панелям красного дерева и выше, к лепному потолку. Мне показалось странным, что человек, физически занимающий так мало места, способен производить такой глубокий эффект присутствия. Он бодро пожал мне руку — не выказывая такой радости, как Добенэ, но более уверенно, крепким захватом, подключив к делу поперечную запястную связку. В большинстве рукопожатий поперечная запястная связка не участвует — только в по-настоящему крепких. Он махнул рукой за порог приемной, в сторону коридора.
— Пойдемте наверх.
Я направился было в ту сторону, но в дверях замешкался, поскольку секретарша все еще готовила мне кофе.
— Что вы, я принесу, — сказала она.
Мы с Мэттью Янгером пошли вверх по широкой, покрытой ковром лестнице, над которой висели портреты каких-то мужчин, с виду богатых, но слегка нездоровых, и дальше, в большую комнату, где стоял длинный, полированный овальный стол, из тех, что бывают в фильмах, в сценах, где происходят заседания начальства. Он положил папку на стол, сдернул не дававшую ей раскрыться резинку, вытащил бумажку, в которой я по заголовку узнал документ из фирмы Марка Добенэ, и начал: