Когда я вгляделся в твои черты
Шрифт:
Аккерман изящно скрестила ноги и с насмешливой воинственностью подалась в сторону своего собеседника.
— Мне кажется, эта картина впишется идеально: оттенки красного как нельзя лучше подчеркнут твою скрытую агрессию, которую я терпеть не могу.
— Тебе, видимо, по вкусу неприкрытая? — Он нахально осклабился, сунув руки в карманы брюк. — Я знаю, девочка, ты изо всех сил стараешься принизить и оскорбить то, от чего хочешь сбежать: это твой способ выживания.
Вадим с вожделением оглядел босоножки Микасы на высоком каблуке — его подарок. На правой щиколотке болтался не застёгнутый ремешок.
—
И, опустившись на одно колено, с джентльменским видом застегнул непослушный ремешок. Он чувствовал костяшками прохладу гладкой кожи Микасы и вспоминал, как прикасался к ней языком далёкой тёмной ночью первого года их брака: они вернулись с делового фуршета - хмельные и возбуждённые, предвкушающие телесные наслаждения. Объятый томлением он снимал эти туфли с ножек молодой жены.
Микаса инстинктивно отклонилась в растерянности. Какого чёрта не отправила треклятые босоножки на свалку к остальному дорогому тряпью? Она ненавидела всё, что было связано с их абсурдным браком. Но в эту секунду в недрах раскуроченной грудной клетки беспомощно кровоточило сердце наспех выскочившей замуж девчушки, фанатично убеждавшей себя, что обрела красивого спасителя, идеального любовника и остроумного спутника жизни. Кровоточило! Глупое и наивное.
— Скажи, что тоже вспоминаешь ту ночь. — Его голос надломила сентиментальная хрипотца. — Вспоминаешь, я знаю… Не признаешься, да и хрен с ним! Плевать. На всё плевать. Плевать даже на то, что любишь своего дикого мальчишку! Он тебе неровня и никогда не будет. В глубине души ясно понимаешь, что не веди я себя как мудак, ты ни за что не выбрала бы его.
В своих кровожадных фантазиях Эрен впечатывал Дементьева гигантской титаньей стопой в холодную землю. Со всей дури, до багрового склизкого пятна. О дивная музыка раздробленных вражеских костей! «Если вмешаюсь, то выставлю себя ревнивым слабаком! Проклятье! Как же сложно вести себя по-взрослому, когда ты несдержанный болван…» - терзался он.
– Поздно сожалеть о том, чего не сделал. К твоему несчастью, дикий мальчишка значит для меня гораздо больше, чем ты думаешь. Мне наплевать, если ты видишь в нас наивный мезальянс.
– Микаса отставила в сторону ногу.
– Ты, бесспорно, моя девичья грёза, но ещё - самообман. А я поклялась, что больше не буду жить во лжи.
– Нет, девочка. Самообман - твоё упорное отрицание. Хочешь стать хорошей, хочешь себе его придуманную чистоту…
– Хочу. Очень. Но я поклялась себе не быть хорошей. Хотя это слишком личное… - Микаса смущённо приложила кулачок к раскрасневшейся щеке.
– А я поклялся себе всё исправить. Не будь дурой! Ты знаешь, каким щедрым я умею быть.
Эрена мутило от невозможности решительно действовать. Если он выкажет Микасе недоверие, то непремённо пошатнёт её доверие к нему. Что он должен сейчас делать? Стоять и смотреть? Мерзость! Отвратительная ситуация. «Мне словно снова восемнадцать, и я стою посреди зала, где проходит наш Выпускной…»
Он был юн и точно так же бессилен. Просто стоял и смотрел на неё - в красивом платье с пышным подолом, со скучающим видом клацающую в телефоне: ладонь под щекой, усыпанной крошкой звёзд; согнутый мизинец зажат в уголке губ, откуда тянулся
Этот день не повторится. Ему не стать таким, как мечтал Эрен.
Сверху падали сиреневые воздушные шары и серпантин.
Он просто смотрел на неё.
«Сегодня или завтра что-то случится. Она совершенно точно отдастся ему. Микаса больше никогда не будет моей. Почему я вообще сейчас об этом думаю?.. До чего тошно. Неужели нельзя подойти и поздравить её? Как друг… Если бы только мог, схватил её и унёс бы отсюда прочь! Куда-нибудь, где мы останемся одни. Она бы позволила? Я жалок!»
Внутренности наполнились горьким ядом. На языке выступил сухой привкус пепла. Ему было невыносимо просто смотреть на неё.
Эрен сделал шаг, спрятал непослушные руки за спиной и двинулся к Микасе. На её лице промелькнуло удивление. Как же давно они не говорили! Он что-то промямлил ей — отчаянная попытка быть сдержанным и убедительным. Она печально улыбнулась в ответ. Его драгоценная детка! Сегодня он мог танцевать с ней, мог бы слушать её смех.
– Спасибо, Эрен.
Ногти за спиной впились в мякоть ладоней. Алые капли одна за другой опускались на паркет. «Ну, вот и всё. Теперь насовсем. Ты никогда не будешь моей». И только кровь на полу. Кровь между жадных до прикосновения пальцев…
– Ты пришёл!
Эрен вышел из оцепенения и неверящими глазами смотрел, как к нему приближалась Микаса.
Прикосновение. Лёгкое и нежное — к его ладоням, что когда-то истекали кровью.
– Извини, мой рабочий день уже закончился, - обернувшись, деловито сказала Микаса бывшему мужу.
– Хелен завтра поможет тебе выбрать картину: пожалуйста, будь с ней щедр — как ты умеешь. — Она издевательски лукаво вздёрнула уголки губ. — Мне пора закрывать галерею.
– Разумеется, мадам, - притворившись неуязвлённым, ответил Дементьев и сделал театральный аристократичный кивок.
Он приосанился и с горделивым видом направился к выходу под презрительным взглядом Эрена. Хлопнула дверь и воцарилась короткая тишина.
— Морда почти зажила, — с притворным равнодушием отвесил Эрен. — Хм, всё-таки неплохо я ему тогда физиономию подправил…
— Он тебя беспокоит?
— Меня-то? Ещё чего!
– неумело соврал Эрен.
– Он беспокоит разве что глупого мелкого пацана внутри меня.
— Надеюсь, ему вскоре надоест лезть в наши отношения.
— Хах, я бы не рассчитывал! Этот гадёныш умеет терпеливо ждать. Он не такой горячный придурок, как я.
— Но я выбрала тебя.
Эрен притёрся лбом к виску Микасы и сжал в широченной ладони её кисть.
— Выйдем? Жуть как хочется покурить.
На улице было пасмурно, но тепло и свежо. Сумерки разрезал крохотный огонёк сигареты. Микаса вцепилась в свободную руку Эрена и без стеснения любовалась им, так, чтобы он заметил, - бросала себе вызов. Скользнув взглядом по чёрному принту его футболки, она без труда угадала знакомые очертания Умы Турман и Джона Траволта, застывших в порыве своего знаменитого забавно-чувственного танца.