Когда я вгляделся в твои черты
Шрифт:
— У вас тут заборчик совсем разболелся чего-то, решил подлечить его, раз уж я закончил возиться с садом.
Натянув разбитую улыбку, Микаса помахала юноше в ответ.
— Доброе утро, Фабрицио! Ты уже вовсю трудишься, смотрю, — добродушно крикнула она.
— Даже если я сплю два часа в сутки, всё равно встаю с рассветом без будильника: привычка. — Он измождённо выдохнул и утёр взмокший лоб.
Микаса зашагала в сторону ограды. Отравленная смертью и миражами она будто плыла в окутанном дымкой сне. Взобралась на приземистую полусгнившую скамью и уставилась на Фабрицио, как на призрака.
— Паулина сказала, что вы сегодня с супругом придёте к ней на пикник. Жаль, что не смогу
— Надо же, я и не замечала… — околдованно пробормотала Микаса, проигнорировав его болтовню, и перегнулась через забор.
Не в силах оторвать взгляд от загорелого выразительного лица юноши, она растерянно свела к переносице брови. Вновь глубоко вдохнула пьянящий аромат мокрых трав и деревянных досок; воздух, казалось, обжёг ей лёгкие. Ведомая неизвестными чарами, Микаса опутала руками плечи и шею Фабрицио, трепетно прильнула к его груди и рвано задышала.
– Зеленоглазый!.. — пламенно и горько произнесла она, ёрзнув щекой по тёплой коже.
Головокружение. Она летела в пропасть под щебет неугомонных птиц и стрекот насекомых. «Ты больше никогда со мной не случишься…»
– Сеньора Микаса, что с вами?
– смущённо спросил Фабрицио и деликатно потряс её за плечи.
– А?
– Микаса встрепенулась и стыдливо отстранилась.
– Боже, извини меня! Совсем уже…
– Что-то случилось? Вам грустно?
– Я задумалась на минуту и, кажется, потеряла голову. Прости. Это очень неловко…
– Что ж, объятия красавицы - хорошее начало дня, - попытался он перевести всё в шутку.
– Вы только не печальтесь, пожалуйста. Надеюсь, сестра вас сегодня вмиг развеселит!
– Она это умеет.
– Микаса всё ещё справлялась со смущением и попыталась улыбнуться.
– Пойду лучше начну собираться.
К часу дня она вместе с мужем прибыла на пикник, устроенный на заднем дворе дома. Как ни старалась отвлечься, Микаса была рассеянной и вялой. Она заметила, что парень Паулины был таким же: шутил для галочки, часто уходил в себя и принуждённо улыбался. Невеста от всей души веселила его, выводила на забавные воспоминания, но он лишь делал вид, что находится рядом. Микасе стало жаль и его, и Паулину, не понимающую, в чём дело.
Взяв от скуки с белого железного столика первый попавшийся под руку потрёпанный журнал, она с удовольствием обнаружила, что это была копия одного из старых журналов с живописью, который она когда-то листала в доме госпожи Шпигель после уборки. Хватая из корзины ягоды клубники, Микаса с благоговением перелистывала мятые странички, пожелтевшие и склеившиеся от дождей. Остановившись на прерафаэлитах?{?}[Прерафаэлитизм - направление в английской поэзии и живописи во второй половине XIX века, образовавшееся в начале 1850-х годов с целью борьбы против условностей викторианской эпохи, академических традиций и слепого подражания классическим образцам.], она медленно провела подушечками пальцев по изображению «Офелии»?{?}[Другое название «Смерть Офелии» — шедевр английского художника Джона Эверетта Милле, завершённый им в 1852 году. В основе картины лежит сюжет из пьесы Шекспира «Гамлет».]. Микаса видела десятки раз это прекрасное женское лицо, эти раскрытые белые руки и россыпь дивных цветов на речной глади, но прежде не испытывала к ним особенного трепета, как и к большинству полотен других гениальных мастеров, пусть могла хоть посреди ночи рассказать об истории их создания и вложенном символизме. Микаса погладила линию разметавшихся под водой волос, полусогнутые изящные пальцы, складки старинного платья с цветочной вышивкой и увидела, как на глянцевую страничку упала капля влаги. Прикоснувшись к собственной мокрой
Вечером следующего дня Фабрицио принёс трагические вести: жених Паулины покончил с собой. Молодой человек оставил предсмертное письмо, отправился к скалистому берегу и бросился в море. Его тело обнаружили местные, катавшиеся на лодке. Дементьев незамедлительно вызвался оказать финансовую помощь, чтобы вскрытие и похороны состоялись как можно скорее и в подобающем виде. Он сделал это не ради убитой горем юной невесты, которую почти не знал, а ради Микасы. Ему хотелось угодить жене благородным поступком.
Через три дня они вдвоём шли на похороны. Погода стояла мрачная и тоскливая: небо заволокло свинцом тяжёлых туч, изредка накрапывала морось, и ветер колыхал сонные травы. Внизу пенилось море, в его шуме Микасе слышался заупокойный, убаюкивающий шёпот: «Я обниму тебя. И утолю твои печали. Навсегда». С изогнутого мыса было видно противоположный берег и небольшую колонну людей в чёрных костюмах, несущих гроб.
– Я им столько бабла отвалил, могли бы уж катафалк заказать, - беззлобно констатировал Вадим.
– Здесь соблюдают старые традиции на свадьбах и похоронах. Для них прощание не будет полным, если родственники и друзья не проводят усопшего в последний путь на своих плечах.
– Традиции… - Он сделал полный скепсиса выдох.
Микаса остановилась и прижала к груди сложенные в замочек руки. Подол её чёрного платья до колена развевался на неугомонном ветру, волосы растрепались и лезли в глаза, полные застывших не пролитых слёз.
– У него была депрессия, - произнесла вдруг Микаса, неотрывно глядя за процессией идущих к кладбищу.
– Почти целый год. Они с товарищами из-за суматохи и ошибки командира подорвали склад, на котором прятались около тридцати гражданских. Он не рассказывал об этом Паулине, никому из близких. Но так и не смог себя простить. Осмелился написать о своих страданиях лишь в последнем письме… А ведь у него было всё. Но даже это его не остановило. Реальность отличается от сказок: любовь не всегда способна спасти.
– Любовь ничего не стоит, - монотонно выплюнул Дементьев.
– И ты это знаешь лучше многих. Знаешь, что любовью можно расплатиться за что угодно. Например, за комфорт и иллюзии. Или иллюзию комфорта.
Боль и стыд. Вадим умело вселял в неё эти гадливые чувства - куда виртуознее, чем страсть. У Микасы не было сил обижаться и спорить. Да и зачем? Разве он не прав?
– Я не могла перестать думать о Паулине все эти дни. Порой я так уходила в свои размышления, что мне чудилось, будто я - это она… Каково это - хоронить самого дорогого? Когда воспоминания тускнеют и превращаются в прах…
– Ты неизбежно отрываешь от себя огромную часть, чтобы похоронить вместе с тем, кого любишь. И этого больше никогда не вернуть. Что бы ни делал, как бы ни пытался заменить… Но откуда тебе знать, глупышка?
– Вадим холодно пожал плечами и закурил. Ветер понёс дым к бурному морю.
– Так странно: мне кажется, будто я проживала это в своих кошмарах. Я шла по дороге, окутанной дымом, и несла что-то в руках, прижимая к груди. Я знала, что скоро положу это в могилу под гигантским деревом на холме. Липкая кровь тоненькой прерывистой струёй стекала по моим локтям. У груди было тепло - аж до тошноты тепло. И мои воспоминания тускнели и превращались в прах.