Когда загорится свет
Шрифт:
Алексей невольно прислушивался, оценивая глазами опустошения. Да, это выглядело еще хуже, чем ему говорили, и те, кто полагал, что здесь ничего невозможно сделать, пожалуй, не впадали в излишний пессимизм.
— Здесь я и женился, она из деревни пришла, уборщицей поступила. Хорошая была девушка, вот мы и поженились, — продолжал старик.
В глубине главного корпуса с развалин сорвался кусок бетона и с глухим стуком упал вниз. Раздалось слабое эхо.
— Падает, все еще падает… Когда мы строили, вдруг стена осела, придавило меня, но вытащили — и
Алексей вдруг увидел в разбитой оконной раме одного из зданий осколок стекла. Непонятно, каким образом он держался, странный и непостижимый среди этих опустошений. Сторож заметил взгляд гостя.
— Здесь за десять кварталов ни кусочка стекла не осталось, а этот держится… Вот когда мы строили, со стеклом очень трудно было. Все уже готово, а окна пустые, даже смотреть страшно. А потом, когда вставили, дни как раз были теплые, весна… Как засветилось солнышко и в стеклах, эх, по всему свету такой красоты не найдешь! Хорошее стекло тогда привезли, чистенькое, прямо радостно было в окошко посмотреть.
Он сгорбился, глядя прямо перед собой. Казалось, он мог часами стоять так, неподвижно глядя на мрачный пейзаж, на засыпанные снегом развалины, на зияющие в земле провалы.
— Пройдем еще с той стороны, — сказал Алексей.
Старик как будто чему-то обрадовался.
— С той? Можно и с той, там уголь возили, только теперь и полотна нет, все взорвано. Но поглядеть можно, отчего же не поглядеть.
Земляная насыпь обрывалась зияющим глубоким провалом. Обломки рельсов торчали в воздухе, как два копья, с немой угрозой направленные в небо. Снег здесь был темный, перемешанный с остатками угольной пыли. Алексей заметил, что всюду видны следы ног, уже занесенные, наполовину занесенные и почти свежие.
— Что это, недавно осматривали?
— Здесь? Нет, здесь никого не было. Куда уж… там, по главным местам походят, походят, а в эти дыры никому неохота. Да и зачем? Так только, чтобы сказать, что, мол, видели. А сюда далеко по этим доскам, да и кирпичи сыплются.
— Но тут же кто-то ходил.
Сторож встревожился.
— Кто ходил? Где?
— Да везде. Что вы, не видите следов?
Старик взглянул и пожал плечами.
— Это же мои следы, вон видите — валенки.
— Это вы так все время и обходите территорию?
— А как же не обходить? Такая уж моя работа. Я и хожу. Нужно же посмотреть, где и что. В сторожке скучно, вот я и хожу и гляжу на красавицу. Эх!
— Далеко ей до красавицы, — заметил Алексей.
Старик глянул на него быстрыми глазами из-под нависших бровей.
— То ли далеко, то ли недалеко, как знать… Может, далеко, а может, и близко. Я неученый, не знаю, на то есть инженеры, специалисты, те знают. А по-моему, по-неученому, так этот второй котел, вот что посередке, должен бы быть еще ничего, — неожиданно заключил он.
— В середке? — удивился Алексей. — Там же все обрушилось.
— Как раз потому. Там сыпало сверху. А он, может, и стоит как следует. Кто его знает.
— Турбинам, кажется, крышка.
— Может,
Алексей подумал с минуту.
— А вы как думаете, можно восстановить?
— Турбины?
— Нет, нет, электростанцию, целиком, понимаете?
— Что ж тут я? Я неученый… Специалисты, инженеры ходили, это уж они…
— Но сами-то вы что думаете?
— Меня на комиссию не звали… я простой человек.
Алексей вышел из терпения.
— Ладно, ладно, но что-то вы об этом думаете, правда?
— Это о чем?
— Да об электростанции.
— Как не думать об электростанции. Всю свою жизнь, можно сказать, здесь. И жена моя здесь работала, она при немцах померла. И сын, что в армии, тоже здесь…
— Ну, как же? Можно восстановить или нет?
Старик поднял косматые брови. Проницательные серые глаза на мгновенье заглянули в зрачки Алексея, но тотчас же вернулись к развалинам.
— А зачем вам нужно знать, что я думаю? Вы вот пришли и уйдете. А тут опять снег будет на нее сыпаться, а там ведь еще машины лежат. Придет весна, дожди — все пропадет. Хозяева тоже.
— А если я не уйду! Если я приду еще и еще? И не только я, а инженеры, рабочие, много народу?
— Опять обследовать?
— Не обследовать, а работать.
— Значит, восстанавливать?
Старик крепче оперся на палку, но молчал.
— Ну и упрямый же вы человек! — сказал Алексей. — А мне бы хотелось знать, что вы думаете, именно вы. Ведь вы ее знаете.
— Вы меня всерьез спрашиваете?
— Да всерьез же, всерьез.
— А на что вам?
Алексей рассердился.
— Не знаю на что. Просто мне хочется знать, как вы думаете.
Так оно и было. Ему показалось, что это важно, чрезвычайно важно, что скажет этот дед-мороз, каково его мнение.
Хотя старик выводил его из терпения своими переспросами и притворной придурковатостью, Алексей решил добиться ответа.
— Ну, если уж так, так что ж… По-моему, что ж, я человек простой, неученый… Но, по-моему, вылечить можно. Вот хоть и котел, по-моему, должен быть цел, да и турбины… Тут вот говорили, что не годятся, а как знать? Вы только спросите таких мастеров, которые всю жизнь у турбин, они скажут. Инженеры, оно конечно, но бывает, что и инженер ошибется. По-моему, и стену можно выпрямить и провода еще целы. Если так поверху смотреть, оно, конечно… Но я ее знаю, она крепкая. Тут еще и многое найдется, когда этот мусор уберут.
— Так что, если бы от вас зависело, вы бы взялись восстанавливать?
— Что ж… хотят на другом, на голом месте начинать. Ну, только другого такого не найдут. Нет. Уж тогда хорошо выбрали, когда мы строили ее. И сызнова будет трудно. А тут она ведь уже есть, нужно только тут откопать, там взорвать до конца, тут подпереть, там выпрямить, залечить — все-таки не то, что сызнова начинать. По-моему, нужно восстанавливать и поскорее восстанавливать.
— Что ж, попробуем, — сказал Алексей.