Когда завидуют мертвым
Шрифт:
— Люди-и-и!!!
— Ну что, Коля, когда мир был хуже, до или после? — услышал он монотонный женский голос, который еще недавно вещал из динамиков о дверях, станциях и случаях терроризма, а теперь этот голос было слышно совсем рядом. За спиной.
Васнецов резко обернулся. Оказывается, за его спиной стояла Рана. Молодая, но морщинистая, без двух пальцев на перемотанной грязной тряпкой руке. С бесцветными волосами, заплетенными в косу. В оспинах вместо веснушек и с большими черными глазами, полными боли и
— Рана?! Это ты?! — с изумлением и испугом спросил Николай.
— Да. Это я. — Девушка кивнула. Она снова не шевелила губами, а голос ее звучал, словно в его голове.
— Что со мной? Что происходит?
— А ты как думаешь?
И после этих слов, превратившихся в зловещее эхо, свет погас и воцарилась кромешная тьма.
— Рана! Что происходит?! Рана, где ты?!
— Я тут, Коля. Не бойся.
Электровоз проезжал очередную станцию. Оттуда бил свет в черный вагон. Теперь стало видно, что на обуглившихся скамейках вагона сидят скелеты.
— А они почти не изменились, — с едва уловимым сарказмом сказала Рана. — Такие же равнодушные и безучастные. Только немного мертвее, чем раньше. Но были ли они живее?
На перроне царило что-то ужасное, но уже виденное Николаем. Огромная толпа лилась потоками с эскалаторов и уже наводнила всю станцию. Люди не удерживались на краю перрона и падали прямо на мчащийся поезд с мертвецами. Кого-то утягивало под колеса, и вагон чуть вздрагивал, перепиливая тело человека. Кто-то ударялся о корпус состава, и его отбрасывало назад в толпу, с переломанными костями.
Поезд проехал станцию на полном ходу. Не останавливаясь.
— Рана, ну скажи мне, что происходит? — умоляющим тоном произнес Николай. — Я сплю?
— А может, наоборот, Коля? Может, ты раньше спал, но сейчас проснулся и прозрел?
— Я не понимаю ничего. Я запутался, — вздохнул он.
— И ты не знаешь, для чего вам спасать Землю? Верно?
— Так это все правда? И ХАРП, и Надеждинск, и ядерная война, и угроза остаткам цивилизации? Все правда? Я подумал, что мне все это приснилось.
— А я? Я правда? — Девушка улыбнулась, и это было видно в отсветах пляшущих в тоннеле метро языков пламени.
— Я вижу тебя. Я слышу тебя. Я говорю с тобой. Но не знаю. Я не понимаю, Рана.
Она, улыбаясь, протянула к нему ладонь. Он отпрянул, увидев окровавленную повязку.
— Прости, — шепнула она и в этот раз наконец пошевелила тонкими, обесцвеченными губами. Рана убрала изувеченную руку и легонько провела по его щеке пальцами здоровой ладони.
Он не ощутил ее касания, но почувствовал какую-то легкость и покорность.
— А ты совсем не знаешь женской ласки. Да? Девичьей не знаешь. И материнскую едва ли помнишь, — тихо говорила она. — Но я страшная. Я некрасивая. И я… мертвая…
— Прости. Ты такая хорошая. Добрая. А я убил тебя.
—
— Жаль. Но эти люди, что сидели и равнодушно отворачивались от чужой беды… Их мне не жаль. Тех, что затаптывали людей и сталкивали их с перрона в безумной панике, не жаль. Тех, кто слушать меня не хотел. Тех, кто… А кто тогда хороший?
— И все и никто. Самое страшное — лишить человека разума. Даже на миг. Даже если на мгновение разум уснет, из глубин человеческой души вырывается чудовище. Оно живет в каждом из людей. Каждый носит персонального монстра. Но он никогда не спит. Он сидит в клетке и ждет, когда часовые разума задремлют. И тогда… Тогда все! Необратимость! Зло! Чудище рвет на части и душу и сердце. А иногда и весь мир. Страх может затмить твой разум и выпустить кровожадного дракона. Ненависть может затмить твой разум и обратить твоего монстра против истины и добра. И против тебя самого!
— А любовь? — спросил вдруг он. Он и сам не знал почему. Но почувствовал, что этот вопрос важен для него.
— Любовь? Она как любая страсть. Любовь может посеять в твоей душе и страх, и ненависть. А что из этого следует, я уже сказала. Берегись страстей, Коля. Береги свой разум.
— И любви беречься? — разочарованно произнес Васнецов.
Она снова провела кончиками худых пальцев по его щеке.
— Бедненький. Бедненький мой мальчик.
— Тогда ради чего спасать мир? Ради чего, если и любви надо беречься? Зачем тогда жить? Если бы люди больше любили, то и не произошло бы ничего такого со всем миром. Разве нет?
— А во имя любви что может натворить человек? Ты ведь не знаешь, что сделал Людоед. Ты не ведаешь, что он натворил!
— Кто?
— Людоед. Твой новый друг. Который всегда одет в черное. Ты забыл его? Тебе неведомо деяние, что он посвятил своей любви? Или то, во что его любовь превратила? Знаешь, был когда-то один художник, Гойя. Ему принадлежат слова: «El sueco de la razyn produce monstruos». Это означает: «Сон разума рождает чудовищ». Не люби, не бойся, не отдавайся в лапы гневу своему, Коля.
— И не жить, — покачал головой Николай. — Я ведь умер? Это ведь не сон, так? Это моя смерть? Ты моя смерть. В тот раз ты позвала меня за собой, но я отказался. То был лишь сон. Но в этот раз меня застрелили. Я помню. И ты утащила меня. Отомстила?
— Ты же сам не хотел жить. Вспомни. Зачем жить? Это ты постоянно вопрошал. Ну, вспомни.
— Откуда ты все это знаешь? Откуда? Ты всю жизнь провела на том кордоне в старом вагоне. Откуда ты знаешь про все? И про меня, и про Людоеда, и про художника этого, и языком его владеешь?