Когда завидуют мертвым
Шрифт:
— Ахиллес, Ахиллес, — покачала она головой. — Ты меня окончательно разочаровал. Ты такой же тупой, как все мужики. Тупой и неоригинальный. Мои разведчицы проверили все на два километра вокруг. Никого. Только в гаражном обществе трактор какой-то, на котором, наверное, вы и приехали. Как ты мог додуматься в одиночку пытаться спасти своих дружков да еще сам угодил в ловушку? — Амазонка засмеялась. — Ну ты и дурак!
Людоед медленно стянул с головы берет и улыбнулся, отойдя от клетки и приблизившись к амазонкам.
— Однако твои девочки все-таки у меня в плену, — сказал он.
— А теперь это дело нескольких минут, узнать, где ты их держишь.
— Да я и так скажу, — пожал он плечами. — Я их связал и в снежной норе спрятал у дуба, где Листопад похоронена. Только не торопись отправлять туда своих девочек. К пленницам бомба привязана, а обезвредить ее только я смогу.
— Опять блефуешь? — засмеялась Пентиселея.
— Ну неужели ты думаешь, что я настолько глуп, что пришел сюда, не имея козыря в рукаве?
— Да. Я так думаю. Ты мужик, а значит, тупица. Хотя, конечно, это в характере мужчин — привязать к беззащитной женщине бомбу.
— Это с каких пор твои боевики беззащитными женщинами стали?
— А наша непримиримая воинственность — лишь ответ на мужской беспредел и насильнические амбиции. Видишь уродство на моем лице? Это ведь не ожог от вспышки ядерного взрыва и не поражение кожи радиацией. Много лет назад, перед судным днем, один ревнивый ублюдок плеснул мне в лицо кислотой. Потому что он был ничтожеством. Как и ты, что берешь в плен женщин и привязываешь к ним бомбу.
— Женщин я в плен не беру. И с женщинами не воюю. Я борюсь со всякой нечистью и скверной. А у нечисти отсутствуют и половые признаки, и национальность и расовая принадлежность. Нечисть — это нечисть. Нечисть — это ты.
— Это мужики все нечисть. Кто, как не мужчины, создал оружие? Кто придумал атомную бомбу? Кто применил ее? Только мир патриархата способен был закончиться так бесславно. Вам неведомо чувство созидания, ибо это материнская прерогатива. Если бы миром правили женщины…
— То мир утоп бы в крови по-любому, — усмехнулся Крест. — Поговаривали, что Маргарет Тэтчер развязала фолклендскую войну из-за менструального невроза. Можем еще вспомнить тетушку Мадлен, которая инициировала наравне с кровожадными мужиками геноцид сербов. А еще эта черная бестия Кондолиза, которая, наверное, облизывалась, гладя на трупы иракских детей, к гибели которых имела непосредственное отношение. И кстати, детей Геббельса убил не кто-нибудь, а их собственная мать. Я уже не говорю про десятки миллионов абортов ежегодно в том замечательном довоенном мире.
— Я понятия не имею, о каких женщинах ты говоришь. Небось сам повыдумывал все эти истории про черных бестий, детей и геноцид. Но в абортах как смеешь ты нас винить? Это из-за мужчин…
— Ну, ясен пень, из-за мужчин. Не из-за женщин, само собой, — засмеялся Илья. — Что с тобой разговаривать? У тебя в голове тоже кто-то аборт мозга произвел, и теперь там пусто!
— Не испытывай мое терпение, падаль!
— Если бы у тебя были мозги, то ты понимала бы одну простую вещь. Человек у власти определяется по половому признаку лишь визуально. Человек у власти — это есть инструмент воплощения концепции власти. А власть — это возвышение, доминирование и диктат. При любом режиме. Демократия, диктатура или еще что-то в этом роде. Даже при анархии непременно произойдет градация на власть и чернь. Неважно, кто придет к власти. Главное, что будет запущен маховик подавления и конфронтации. Столкновение интересов и борьба за сферы влияния. Это суть человеческая. Но тебе, корова
— А ты злишься, — ухмыльнулась Пентиселея. — Ты выходишь из себя. Мне это нравится, черт возьми. Только ты тоже уясни, дурачок, что власть всецело может принадлежать мужчинам, но это лишь иллюзия. Ты бы хоть Троянскую войну вспомнил! Женщина всегда имела и будет иметь неограниченную власть над самцом. Мимолетное кокетство, маслянистый взгляд, игривая улыбка, легкий флирт — и мужчина одет в оковы повиновения и рабства. И ты лучше других это должен понимать, выродок! Капитан той подлодки решил не запускать свои ракеты по заданным целям, так как на него нашла меланхолия, вызванная лицезрением фотографии любимой молодой жены. Этого оказалось достаточно, чтобы он не запустил ракеты и вывел свою лодку из войны. Но нашелся на этой лодке другой человек. Который от ревности и осознания собственной ничтожности и недостойности объекта своего обожания спятил и организовал мятеж против капитана-пацифиста. И он все-таки запустил ракеты и сжег миллионы людей. Уж кому, как не тебе, это знать, Ахиллес!
На лице Людоеда заиграли желваки. Брови нависли над злобными глазами. Пальцы Ильи затеребили берет. Казалось, это вызвано сильным неврозом.
— Слушай, Анжела, почему ты взяла себе прозвище Пентиселея? — спросил вдруг он.
— Ну, раз ты считаешь себя таким умным, то должен знать, что так звали королеву воинственных амазонок из античной мифологии.
— Я знаю кое-что из мифологии, — улыбнулся Крест, и в его пальцах, теребивших берет, блеснуло метательное лезвие. — Ты не учла одного. В бою шею амазонской царицы Пентиселеи пронзило копье непобедимого воина Ахиллеса!
Резкий удар кулаком в горло. Затем захват. Он сцепил пятерню пальцев на глотке амазонки, которая беспомощно повисла у него в руке, забившись в судорогах и захрипев. Другая рука Людоеда выпустила берет и метнула лезвие, которое вонзилось прямо в глаз одной из стражниц. Та упала на пол, схватившись руками за лицо, и страшно закричала, дергая ногами. Вторая стражница попыталась выстрелить в Илью из автомата, но он прикрывался королевой. Сам Крест времени даром не терял и нащупал в одежде Пентиселеи пистолет. Выстрел пробил голову второй воительнице. Еще один выстрел добил ту, которая была поражена метательным лезвием в глаз. Теперь Людоед со всей силы ударил обессиленное тело захваченной амазонки об пол. Та продолжала хрипеть, испуганно глядя на своего врага и пытаясь глотать ртом воздух.
— Ахиллес убил Пентиселею, сука! — прорычал Людоед, прижав к ее шее пистолет.
Выстрел…
Крест обыскал тело мертвой королевы и швырнул в клетку связку ключей.
— Варяг! Открой клетку! Только не вздумайте выходить!
Крикнув это, он бросился к мертвым стражницам. Обыскав их, он собрал все имеющееся при них оружие. Грубо извлек из глазницы своей жертвы лезвие, которое ловко прятал в жесткой подкладке берета, и бросился к клетке.
Николай как завороженный наблюдал за действиями Людоеда, не зная, восхищаться ими или ужасаться. Он услышал доносившийся сверху и с улицы шум. Жуткий вой слившихся в единый унисон звериных голосов. Неописуемый визг и раскатистые рычания. Затем выстрелы. Много выстрелов. Женские крики. Пальба становилась все хаотичнее. Крики все более паническими. Вой нарастал.