Кокардас и Паспуаль
Шрифт:
– Он сам приказал нам уйти… Если мы будем ходить за ним, его сразу же узнают…
Это логическое возражение не произвело никакого впечатления на пылкого южанина.
– Дьявол меня разрази! Ты всегда найдешь, что сказать, Амабль! Но я, по правде говоря, не понимаю, зачем он скрывается, когда мог бы ходить по Парижу с высоко поднятой головой, как и подобает дворянину… да еще такому, кто стоит сразу вслед за регентом.
– Ему лучше знать, что он делает, Кокардас.
Тот собирался возразить и на это замечание, но внезапно приподнялся на постели и стал прислушиваться.
– Что это с тобой? – спросил
– Мне показалось, что за дверью послышался какой-то шорох.
– Да ты спишь наяву! Во дворце не найти никого, кто бы бодрствовал…
Тем не менее, и брат Паспуаль затаил дыхание, чтобы лучше слышать, но кругом было тихо. Разговор возобновился, однако теперь гасконец завел речь о другом.
– Дьявольщина, как меня тяготит эта тайна. Видеть печальную мадемуазель Аврору… и не сказать ей, что он совсем рядом, буквально в двух шагах от нее! Подумай, мой славный… одно слово, маленькое словечко – и она будет счастлива!
– Язык твой погубит тебя, Кокардас!
– Да уж не раньше, чем тебя бабы!
– Я не хотел тебя обидеть, мой благородный друг. Но приходится признать, что едва ты узнаешь какой-нибудь секрет, как у тебя немедленно возникает желание раструбить о нем по всему городу. Будь это тайна других людей, я бы и слова не сказал… но слово, данное нашему Лагардеру, свято!
– Но можем же мы хотя бы намекнуть несчастной девочке…
– Ни за что! Вспомни, что сказал граф: «Запрещаю говорить кому бы то ни было о том, что я здесь, – в особенности мадемуазель де Невер!» Пусть меня подвергнут самым зверским пыткам… пусть сожгут на моих глазах на медленном огне мою возлюбленную Матюрину, я все равно ничего не скажу… Кокардас, ты должен поклясться мне на…
– На чем же, лысенький? Сердце мое свободно…
Брат Амабль на секунду задумался.
– На Петронилье! – произнес он, наконец. – Поклянись на своей новой Петронилье, что будешь нем как рыба.
Лунный свет, пробиваясь сквозь стекло, оправленное в свинцовую раму, освещал постель Кокардаса, и нормандец увидел, как его друг, обнажив шпагу, простер над ней руку несколько театральным жестом.
– Слово Кокардаса-младшего! – произнес гасконец. – Клянусь Петронильей номер два, что скажу…
– Что же ты скажешь? – осведомился Паспуаль.
– Чего уж там, мой славный! Скажу, будто графа Анри нет в Париже…
Брат Амабль пожал плечами.
– Ах, мой бедный друг, – жалостливо промолвил он. – Так не пойдет! Повторяй за мной: клянусь…
– Клянусь…
– Никому не говорить, что видел графа де Лагардера в Париже, хранить эту тайну от всех, а в особенности от мадемуазель де Невер и тех, кто мог бы ей это рассказать, пока меня не освободят от данной мною клятвы.
Кокардас послушно повторил слова своего друга, а, закончив, удовлетворенно вздохнул. Хоть он и был неисправимым болтуном, но теперь язык его связывала клятва, поэтому можно было ничего не опасаться.
– Дьявол меня разрази, лысенький! Скорей бы уж день наступил… Мне не терпится повидаться с нашим Маленьким Парижанином.
– Мне тоже…
Придя, наконец, к согласию, мастера быстро заснули, и вскоре тишину ночи разорвал их дружный храп, по силе и звучности не уступающий аккордам органных труб.
А за дверью, в коридоре, к замочной скважине приникли две легкие белые тени. Когда на смену разговору пришли звуки, неопровержимо доказывающие, что Кокардас с Паспуалем удалились в страну снов, подслушивающие удалились, беззвучно ступая по паркету.
Кокардас вовсе не спал наяву, когда услышал шелест. Для двоих обитателей дворца их с Паспуалем тайна перестала быть секретом. Но кто же осмелился шпионить за фехтмейстерами в Неверском дворце, окруженном надежной стражей? Неужели удалось пробраться сюда кому-то из врагов? Разумеется, нет!
То были донья Крус и Хасинта.
Некоторое время назад последняя, захлопотавшись по хозяйству допоздна, отправилась наконец в свою комнату быстрым, но легким шагом горянки. Проходя мимо спальни, отведенной друзьям Лагардера, она вдруг замерла, услышав голоса. Это было инстинктивное движение: басконка удивилась, что не все еще спят во дворце в столь поздний час. Но слух у нее был тонкий, и первые же слова, произнесенные гасконцем, заставили ее забыть обо всем. Не требовалось больших усилий, чтобы понять суть дела. На какое-то мгновение Хасинта заколебалась. Первой ее мыслью было бежать за Авророй, дабы та могла собственными ушами услышать необыкновенные новости. Ибо басконка, благодарная по натуре, отнюдь не желала использовать счастливую возможность только для себя одной. Но, по зрелом размышлении, она решила, что для юной невесты испытание окажется слишком тяжким, а потому бросилась к комнате Флор.
Цыганка уже спала; Хасинта разбудила ее, тронув за руку, сделала знак подняться и, накинув подруге на плечи большое шелковое покрывало, повлекла за собой по коридору. Так они обе оказались у дверей комнаты, где бодрствовали мастера, и, затаив дыхание, выслушали их разговор, не засмеявшись даже тогда, когда Паспуаль воззвал к своей возлюбленной Матюрине, а Кокардас принес клятву над клинком новой Петронильи.
– Какие они славные люди, – сказала донья Крус, вновь очутившись в теплой постели и зябко кутаясь в одеяло.
– Золотые сердца! – кивнула Хасинта. – Что мы будем делать с их секретом?
– Хранить его! Эта тайна нам не принадлежит, и не мне тебя учить, как держать язык за зубами. Слава богу, мы знаем теперь, что Анри возвратился из Испании в Париж… что он следит за происками врагов и что готов нанести решающий удар.
– Скорей бы ему это удалось! Только тогда вы с мадемуазель Авророй будете счастливы…
– Бедная моя Аврора! Но я сумею вдохнуть в нее новые силы… пробудить надежду, что обе мы очень скоро встанем перед алтарем вместе с нашими любимыми… Признаюсь тебе, я уже начала отчаиваться, но благодаря тебе, дорогая Хасинта, вновь верю в наше грядущее торжество!
– Увы! Если бы я могла привести его самого…
– Он вернется к нам в ближайшие дни. Я это чувствую, я знаю!
Однако на глаза у нее вдруг навернулись слезы, и она низко опустила свою прекрасную черноволосую головку.
– Сколько опасностей ему предстоит преодолеть, – прошептала она с грустью. – Да поможет ему Небо! Господь не допустит, чтобы он погиб так близко от цели… К счастью, самые злейшие его враги находятся далеко отсюда. Но Гонзага пока не убит – иначе Анри уже был бы в Неверском дворце. У меня голова идет кругом, милая моя Хасинта! Молись за нас, за меня и за Аврору, за нас за всех… Развязка близится!