Кольца вероятности
Шрифт:
Я вздрогнул и усилием воли унял разгулявшуюся фантазию.
Эх, Зуев, Зуев... Во что же ты ухитрился вляпаться?
Семнадцать колец существует в мире. Семнадцать небольших металлических предметов, являющихся сосредоточением неведомой и вездесущей силы, которую в народе называют судьбой. Неужели никто за долгие века существования Братства никогда не пытался собрать все кольца вместе и принять их объединенное могущество? Но что теперь гадать. Это случилось сейчас, сегодня, в начале нового тысячелетия.
И ведь Майк знает об этом! Он знает, какова истинная затея Романа Долышева.
Никто и никогда не должен брать в свои руки больше одного кольца. Так гласит закон Братства
И, возможно, не случайно основным полем игры стала Россия. Может быть, не случайно именно русский человек стал точкой, через которую готов прорваться в наш мир грядущий хаос. И не случайно для того, чтобы остановить его, был избран тоже россиянин.
Мы всегда отличались эдаким бесшабашным наплевательством на законы, не важно, будь то законы человеческие или божественные.
Именно в этот момент промокший с ног до головы, грязный, немытый, усталый и умирающий мужик понял, что он должен сделать для того, чтобы обрести покой. Антон Зуев наконец-то осознал свой путь.
Я должен встать на пути Романа Долышева, рвущегося к абсолютной власти.
И только один вопрос все еще продолжал занимать меня.
Обладают ли кольца сознанием? Или они разумны, как ни кощунственно звучит эта мысль по отношению к простому кусочку неведомого сплава? И что это несет для меня? Рогожкин как-то обмолвился, что Братство считает кольца чем-то вроде живых существ, воплощенных в металле. Но разумны ли они?
Вполне очевидно, что да. По крайней мере, в наличии у них чувства юмора я убедился на своей шкуре. Но разум...
И если он на самом деле существует, то на этот раз этот неведомый разум ошибся, избрав своим инструментом простого заштатного монтера из богом забытого уральского городка. Я не способен сделать то, что от меня требуется.
Я слишком слаб. Я труслив. И я совсем не хочу умирать...
Вряд ли я смогу одолеть Романа Долышева, как того хочет ставшее теперь единым целым с Антоном Зуевым кольцо вероятности. Но я должен пройти свой путь до конца. И будь что будет.
Прости, Оля, у меня нет выбора. Я умру так или иначе. Но если я пойду против Долышева, то смогу хотя бы что-то сделать.
Я сжал в кулаке холодный металл некогда принадлежавшего Федору Рогожкину кольца и уверенно шагнул вперед, храбро шлепая прямо по лужам. По моему лицу стекали капли воды.
Дождь. Дождь шумел на улице и с яростью хлестал по стенам моего временного пристанища. Казалось, даже сама природа предостерегает меня от того, что я собирался сделать. Но я игнорировал этот продолжающийся уже второй день ливень, угрожающий все тут затопить, игнорировал ледяной ветер, врывающийся в пустой оконный проем и пронизывающий насквозь мою грязную и промокшую рубашку.
Все это не волновало меня. Я просто сидел и задумчиво крутил в руках маленький металлический ободок кольца вероятности, морально подготавливая себя к неизбежному в моем плане шагу.
Я должен это сделать. Я должен!
Шумел дождь, поливая два этажа недостроенного кирпичного здания на окраине того самого городка, где вчера я разговаривал с Майком Кохеном. Обычный долгострой, служивший источником строительных материалов для жителей окрестных домов, пристанищем вездесущих бомжей и местом для игр городских мальчишек. Правда, сейчас детишки из-за дождя предпочитали сидеть дома, а бомжики ушли, потому что сюда пришел Антон Зуев, и он отнюдь не горел желанием видеть торчащих в двух шагах от него пьяных придурков. Алкаши проявили должное благоразумие и убрались куда подальше после того, как я ненавязчиво продемонстрировал им пистолет, ткнув его прямо им в нос.
Кольцо вероятности буквально жгло мне пальцы.
Я должен это сделать... Но как же мне не хочется.
Глотнув еще раз из позабытой в спешке местными алкоголиками бутылки, я вновь уставился на серебряный металл кольца. В висках тяжело пульсировала кровь, а желудок отчаянно протестовал, стараясь избавиться от той дряни, что я в него упорно вливал.
Я снова потянулся к бутылке наполовину заполненной мутной жидкостью. Отпил. Проглотил. Мерзость-то какая. Никогда не питал пристрастия к самогонке. Тем более, к такой паршивой.
Надо было купить водку в ларьке, пока существовала такая возможность. Но я не догадался и вот теперь сидел и надувался этой трофейной отравой.
А делал это я потому, что прекрасно понимал, что не смог бы решиться на такой шаг, будучи в здравом уме и трезвой памяти. И, значит, надо убить в себе этот здравый ум и ликвидировать проклятущую трезвую память. То есть надо нажраться до потери пульса. Что я и делал.
В голове уже шумело.
Какой-то звук привлек мое внимание. Я поднял голову и уставился на выглядывающую из-за угла грязную и мокрую морду. Понадобилась почти целая минута, чтобы узнать одного из тех алкашей, которых я полчаса назад турнул отсюда.
Я встал на ноги, обнаружив, что это уже не так-то просто. Пол-литра самогонки без закуски все же подействовали на меня весьма благотворно. Я уже чувствовал, что почти не боюсь.
– Ч-чего над-до?
– Пузырь отдай, – буркнула грязная рожа.
– З-забирай.
Я понимал, что мне и так уже хватит. А то еще поддамся искушению и надерусь до зеленых чертиков, в бессмысленной попытке оттянуть неизбежное.
Алкаш выбрался из-за угла и нерешительно шагнул вперед. Видимо, пистолет в моей руке все же вызывал у него разумные опасения. Но ведь он шел, хоть и косился на меня как на нечистую силу. Вот ведь народ нынче пошел. Ради двух литров дрянного пойла готовы под пули лезть.
– Ты т-только желез-зку-то брось... – Я попытался указать стволом пистолета на метровой длины кусок арматурины, который новоявленный борец за права алкашей сжимал в руках, но едва не выронил свое оружие. Пришлось удовольствоваться кивком и надеждой, что тот тип ничего не заметит.
Он не заметил. Все его внимание привлекла к себе початая бутылка самогона.
Я как-то безразлично заметил, что из-за угла выглядывает еще одна не менее противная рожа. Блин... Что-то их многовато на меня одного... Ик... А я ведь и стрелять-то как следует не смогу, если им придет в голову взяться за меня всерьез.