Кольцо (Кольцо Кассандры)
Шрифт:
Человек, который спас ее, ушел из жизни. Ушел навсегда.
Подавленная этой мыслью, Ариана почувствовала, что может умереть — прямо здесь, сию минуту. От Манфреда у нее осталось всего одно письмо, полное нежных слов и обещаний. Он написал это письмо на следующий день после того, как они занимались любовью в первый раз. И еще Ариана захватила с собой фотографии — те, что были сняты на Рождество, снимки, сделанные на балу в королевском дворце, несколько карточек из Тиргартена, а также портреты его первой жены и детей. Незачем чужим глазам пялиться на эти снимки. Они принадлежат ей, Ариане. И Манфред тоже принадлежит ей — до конца ее дней.
Глава 25
Слившись с многотысячным потоком беженцев — главным образом
— Американцы всех нас убьют, фрейлейн, — всхлипывая, причитала та, что постарше.
Ариана была иного мнения на этот счет, но слишком устала, чтобы вступать в споры В ее душевном состоянии беседа с другим человеком представлялась невыносимой мукой. Однако она знала: если бы американцы и в самом деле намеревались перебить всех немцев, они могли бы сделать это и раньше. «Фольксваген» еле тащился по запруженной людьми дороге. В конце концов Ариане удалось свернуть на знакомый проселок, по которому можно было двигаться несколько быстрее. Бензин кончился в Касселе, находившемся в двухстах милях от Берлина.
Своих попутчиц Ариана высадила еще в Кальбе, где тех с распростертыми объятиями и слезами встретили двоюродные сестры. Наблюдая эту сцену, Ариана чувствовала нечто вроде зависти. Ведь ее на всем белом свете никто теперь не ждал. Оставшись одна, она гнала машину вперед, находясь в странном оцепенении. В конце концов автомобиль замедлил ход и остановился. Запасная канистра оказалась пуста — Ариана забыла ее наполнить. До Саарбрюккена, где, по плану Манфреда, она должна была перейти французскую границу, оставалось еще полдороги — двести миль. Молодая женщина сидела неподвижно, думая о людских толпах, хлынувших на запад из германской столицы. Теперь она превратилась в песчинку, затерянную в этом потоке. У нес нет друзей, лет имущества, и идти ей тоже некуда Вытерев слезы, Ариана бросила последний взгляд на маленький серый автомобиль, подхватила узел с вещами и пешком отправилась дальше на запад.
Понадобилось два дня, чтобы преодолеть сорок миль до Марбурга, Оттуда старый деревенский доктор подвез ее до Майнца. Они ехали вместе три часа, но почти не разговаривали. Благодаря доктору Ариана выиграла целых восемьдесят миль. В Майнце врач сочувственно посмотрел на свою спутницу и предложил подвезти ее до Нойкирхена, сказав, что это в принципе ему по дороге. Ариана с благодарностью согласилась, хотя происходящее доходило до нее с трудом.
В Нойкирхене Ариана поблагодарила своего благодетеля, уставилась на него невидящим взглядом, словно хотела сказать что-то еще, но не договорила. За последние часы с ней произошло нечто непонятное — чувство утраты, раздавленной надежды, бездонного отчаяния словно смерзлось внутри нее в некий неподвижный ком. Ариана уже плохо понимала, куда она направляется. Но она твердо помнила две вещи: во-первых, бежать из Берлина ей велел Манфред, а во-вторых, Манфред — ее муж. Раз он сказал, что нужно ехать в Париж, стало быть, так тому и быть. Может быть, парижский друг Манфреда все ей объяснит, скажет, что страшная картина, виденная ею возле Рейхстага, — всего лишь сон. Возможно, Манфред уже в Париже, дожидается ее приезда.
— Фрейлейн?
Врач видел у нее на пальце кольцо, но ему не верилось, что эта девочка действительно замужем. Скорее всего надела кольцо, рассчитывая, что оно ее защитит. Однако вряд ли для солдат это будет иметь хоть какое-то значение. А старого доктора ей бояться нечего. Он ласково улыбнулся и помог ей снять с сиденья узел с вещами.
— Большое вам спасибо, — повторила она, и вновь он ощутил на себе ее остановившийся взгляд.
— С вами все в порядке?
Она не ответила.
— Если хотите, через несколько дней я могу отвезти вас обратно в Марбург.
Нет, она не намерена туда возвращаться. Ариана твердо знала, что ее путь лежит только в одну сторону. Последнее «прости» уже сказано.
— Спасибо, но я останусь у матери, — тихо ответила она, не желая признаваться, что решила эмигрировать из Германии.
Верить никому нельзя, даже этому симпатичному доктору.
— Спасибо.
Она вежливо пожала ему руку и остановилась, чтобы дать машине отъехать. Теперь оставалось пройти пешком двадцать миль до Саарбрюккена, там еще десять миль до французской границы, и тогда все будет в порядке.
Но добрых попутчиков больше не попадалось, и Ариана тащилась пешком по дороге целых три дня. Она устала, замерзла, оголодала, у нее болели ноги. Продовольствие кончилось в первый же день. Дважды она обращалась за помощью к фермерам, казалось, боявшимся всего на свете. Один дал ей два яблока, второй лишь отрицательно покачал головой.
Через шесть дней после выезда из Берлина Ариана наконец достигла границы. Все-таки дошла, подумала она. Оставалось только пролезть под колючей проволокой. С трудом девушка преодолела эту последнюю преграду. Сердце у нее колотилось, в любой миг можно было ожидать выстрела какого-нибудь часового. Но война, судя по всему, действительно кончилась. Никто не охранял границу, никто не обратил внимания на грязную, изможденную молодую женщину в разорванной юбке и свитере, которая, цепляясь за колючую проволоку, выползла на французскую территорию. Оглядевшись по сторонам, Ариана устало прошептала: «Добро пожаловать во Францию».
Потом растянулась на земле и уснула.
Она проспала шесть часов, после чего ее разбудил звон церковных колоколов. Все тело онемело и ныло от усталости. Предшествующая жизнь — сначала в отцовском доме, потом под нежной опекой Манфреда — никак не могла подготовить Ариану к подобным испытаниям. Она медленно двинулась вперед по дороге, но полчаса спустя лишилась чувств и упала. Еще через два часа на нее наткнулась пожилая крестьянка. Сначала женщина подумала, что перед ней труп, но сердце под свитером еле слышно билось, и старуха сходила домой за невесткой. Вдвоем они кое-как притащили девушку в дом. Они укутали ее, растерли, и Ариана в конце концов очнулась. Сначала ее вырвало, потом началась лихорадка, продолжавшаяся два дня. Француженки были уверены, что девушка не выживет. Они почти ничего о ней не знали — лишь то, что она немка. Они поняли это, когда обнаружили среди ее вещей рейхсмарки и пистолет немецкого производства. Но крестьянок это обстоятельство не остановило. Сын старухи четыре года проработал в Виши на службе у нацистов. Что поделаешь — война есть война. Если эта девочка от кого-то бежит, почему бы ей не помочь? Да и война уже кончилась. Крестьянки провозились с Арианой еще два дня. Она не могла подняться, ее все время рвало, но в конце концов, когда Ариане стало чуть лучше, она сказала, что пойдет дальше. С этими женщинами Ариана разговаривала по-французски. Языком она владела в совершенстве, акцента почти не было. Она вполне могла выдавать себя за уроженку Страсбурга.
— И далеко ты собралась? — спросила старуха, скептически глядя на нее.
— В Париж.
— Но это больше двухсот миль. Пешком тебе не дойти, ты еле на ногах держишься.
Ариана и сама понимала, что крайне истощена. К тому же в момент падения она, очевидно, ударилась головой и получила сотрясение мозга. Иначе чем объяснить постоянные приступы рвоты и боль в глазах? Сейчас она выглядела лет на десять старше, чем перед началом своего путешествия.
— Ничего, попытаюсь. Может быть, меня кто-нибудь подвезет.