Шрифт:
Глава 1
— Вот увидишь, сегодня мне повезёт! — слышу возбуждённый голос отца и закатываю глаза к потолку.
Я слышу эту фразу практически каждый день с тех пор, как пять лет назад отец плотно подсел на покер. Когда его бизнес прогорел, и мы оба остались у разбитого корыта, отцу пришлось нелегко; от отчаяния он начал выпивать, и в нашем доме частенько появлялись шумные компании, после которых царил полнейший разгром. Через пару месяцев отец увлёкся покером и к счастью бросил пить, но из дома стали пропадать более-менее ценные вещи. Игрок из папы был так себе, и ему приходилось искать деньги, чтобы расплатиться с долгами, так что в ломбарде
— Может, лучше попытаешься найти себе работу? — осторожно спрашиваю.
Мой отец вовсе человек неплохой; когда умерла мама — вскоре после родов — он не отдал меня в детский дом или под опеку родственникам, а взял на себя заботу обо мне. Что такое для бизнесмена, практически сутками пропадающего на работе, воспитывать младенца? Сущий ад, потому что и работе, и ребёнку приходилось уделять одинаковое количество времени; но даже несмотря на свою загруженность, он наотрез отказывался следовать совету родителей и нанимать няню или просить кого-то из родственников помочь. Оберегал меня от всех проблем и всегда был готов подставить своё плечо.
За это он всегда будет героем в моих глазах.
Но в последнее время он стал вспыльчивым, нередко выходил из себя и мог… поднять на меня руку, когда был не в духе.
— Не говори ерунды, — хмурится отец. — Я вот-вот сорву куш и верну нам наше былое состояние! И будет лучше, если ты не станешь лезть во всё это — ты поняла меня, Ульяна?
Киваю, потому что единственное, что я понимаю — это то, что продолжать разговор бессмысленно; в конце концов, отец всё равно пойдёт туда и влезет в очередные долги, за которые придётся расплачиваться очередной семейной ценностью.
Хорошо, что мама этого не видит.
Входная дверь громко хлопает, оповещая об уходе родителя, и я расправляю сведённые напряжением плечи: по крайней мере, можно немного выдохнуть.
У меня есть примерно полтора часа свободного времени перед тем, как уйти на работу, и я трачу его на осмотр дома вместо того, чтобы заняться его уборкой. Мы всегда гордились этим домом в викторианском стиле; внутри он больше был похож на музей, но в нём отсутствовал дух общественного здания — в основном благодаря отношениям, царившим в нашей семье. Здесь сменилось семь поколений; эти стены видели горе, радость и даже смерть, и мне было грустно от того, что его наследие разлетается, словно листья на ветру — лишь потому, что отец не нашёл другого способа снимать стресс.
Тяжёлый вздох срывается с губ, и я всё же заставляю себя протереть в комнатах пыль и вымыть посуду; перед самым уходом перехватываю пару бутербродов и убегаю на работу — в исторический музей, где работаю уборщицей.
Из одного музея в другой.
Обхохочешься.
Дорога до работы занимает примерно полчаса, и я по привычке прохожу её пешком вместо использования общественного транспорта: сейчас каждая копейка была на счету, а свободные деньги — если такие вообще у меня бывали — я откладывала, чтобы потом выкупить из ломбарда хоть что-то. Из-за такого образа жизни на себя совершенно не оставалось ни сил, ни времени, ни средств; я уже забыла, когда последний раз покупала что-то из вещей или косметики. Под вечер я нередко приходила домой настолько уставшая, что ни о каком уходе за собой — кроме разве что душа — не могло быть и речи.
На дворе стояла середина
Как говорится, картинка смешная, а ситуация страшная.
Пока вытаскиваю в коридор свой рабочий инвентарь, ловлю на себе несколько снисходительных взглядов от «коллег» со статусом повыше и парочку смешков от младших сотрудников галереи; это могло бы задевать меня, но к счастью, к «не престижности» своей работы я уже давно научилась относиться по-философски: все вокруг могут сколько угодно задирать нос к потолку, но сути это не изменит — без таких «непрестижных», как я, все давным-давно утонули бы в грязи.
И к слову сказать, для меня эта мантра отлично работала.
Затыкаю уши наушниками, чтобы не отвлекаться на глупости, и приступаю к своим привычным обязанностям: помыть полы, вынести мусор из кабинетов, протереть пыль на полках и подоконниках, иногда полить цветы. Это может показаться скучным или быть в тягость, но я любила физический труд больше умственного — потому что результат твоей работы сразу на лицо.
А мне нравится видеть результат.
Учитывая, что наш музей по площади довольно большой, а я не робот с железными мышцами, таких трудяг помимо меня в музее было ещё двое: одна — Тамара Никитична, женщина шестидесяти лет, с благородными чертами характера, любящая чистоту и порядок, и Марина, которая была старше меня лет на десять-пятнадцать. Несмотря на внешнюю красоту, её внутренний мир был так же мрачен и противен, как тёмный сырой подвал, так что я старалась обходить её стороной.
В редких случаях, когда вопреки здравому смыслу и обстоятельствам во мне кипела энергия, я и после работы, придя домой, начинала наводить чистоту или копаться в саду; это стало для меня своего рода отдушиной и помогало избавиться от невесёлых мыслей хотя бы ненадолго.
Жаль лишь, что подобные подъёмы энергии случались нечасто.
Справившись со своей рабочей территорией, прячу инвентарь обратно в шкаф и с лёгкой душой расписываюсь на проходной; через пару дней зарплата, и я каждый раз по привычке жду чуда: кто-нибудь из бухгалтеров обсчитается и начислит мне чуть больше, чем десять тысяч, или начальство просто решит поощрить своих работников внеплановой премией.
И каждый раз не дожидаюсь ни того, ни другого.
Я знаю, что со стороны выгляжу мерзкой меркантильной дрянью, но в действительности мне просто некуда деваться. Я могла бы послушаться совета Никитичны и выйти замуж за человека, с которым не придётся каждый день думать о том, как дожить до завтра, но вся проблема была в том, что для меня не приемлем брак по расчёту. Пусть это и звучит наивно, но я всю жизнь мечтала встретить человека, которого полюблю без памяти, и который так же сильно полюбит меня; с ним я смогла бы чувствовать себя в безопасности и не ждать удара в спину. Но каждый раз, глядя на себя в зеркало, я понимаю, что мои шансы ничтожно малы — никто не посмотрит на такую замухрыжку, когда рядом есть куда более красивые девушки. Никто не обратит внимания на твой внутренний мир, если не привлекает оболочка — так уж устроен современный мир.