Кольцо странника
Шрифт:
– Заморское яблоко, – подсказал чернобородый, коренастый мужичишка. – Недавно проезжие купцы целый ларь подарили. Сверху вроде как скорлупа, она невкусная, а внутри – сласть великая, не хуже меда.
Всеслав ногтем расковырял толстую, мягкую «скорлупу», снял ее со всего плода, надкусил. В рот брызнул сладко-кислый сок, вкус был незнакомый, слишком резкий к тому же, но приятный, освежающий.
– Это ж надо, сколько всего на свете, чего мы не знаем! – поделился с примостившимся рядом на скамье Есменем.
– Это точно, – согласился он, поскучнев лицом. – Вот так посмотришь – что в стольном граде, что в глухом лесу. Эх, вырваться бы на волю, посмотреть мир! – и закинул голову, глаза стали прозрачны...
– И я о том же помышляю, – тихо сказал Всеслав.
Но Есмень словно не слышал, так замечтался.
– Вот купцы, гляди-ка! Говорил я тут с некоторыми. По разным странам ведь ходят, а толком ничего сказать не могут. Только и разговоров, на сколько кого облапошили, обсчитали да обвесили, где какой барыш взяли. А начнешь спрашивать – что за люди живут? Какой у них обычай? Так либо плечами пожимают, либо начнут неправдашнее молоть – уши вянут. Вот скажи ты мне – правда, что есть за морем земля, где все люди с песьими головами?
– Не знаю, – вздохнул Всеслав. – Коль говорят, так может и есть. Да только не верится что-то.
– Вот и мне не верится. Сказано же, что, мол, все люди по образу и подобию Господа... – и, уловив взгляд Всеслава, усмехнулся. – Что это ты уставился? Думаешь, я в лесу родился, пням молился? Слава Богу, и на нас крест есть, и знаем кое-чего.
Так нежданно начавшийся разговор сблизил вдруг молодого витязя и лесного лихого разбойничка. Когда некоторое время спустя расставались на лесной тропе – души друг в друге не чаяли.
– А то, может, заночевал бы? – в который уж раз спросил Есмень. – Еще поговорим... Ну, ладно, коль надо – езжай. Дам я тебе в дорогу один подарочек, чтоб не забывал меня.
И протянул кожаный листочек, на нем выдавлен сокол, раскинувший крылья.
– Если кто вздумает задержать по дороге из лихих людей – покажи эту меточку. Меня здесь всяк боится, – сказал с гордостью, хлопнул Всеслава про плечу. – А если не сыщешь себе места в мире – приходи ко мне, на вольное житье. У нас сытно, весело! Ну, прощай, что ли!
Они обнялись и простились. «Навсегда, должно быть», – подумал Всеслав и сам себя одернул. Поправился: «Даст Бог, свидимся».
В Новгороде ему было некуда идти – знакомцев, которые водились у отца, он не помнил и не знал, где они живут, живы ли вообще. Решил сразу идти к князю, нести ему письмецо от дядьки Тихона. Но сначала все ж пришел к родному пепелищу.
На месте пожара ничего уж не осталось – все сровняли с землей, и там, где стоял батюшкин терем, пробивалась уже молодая трава. Горько вздохнул Всеслав и пошел, волоча ноги по-старчески.
Нечасто приходилось Всеславу ходить в княжеские терема, оттого стеснялся он немало – как-то примут, да что-то скажут? Оказалось все очень просто. На подворье, где свирепо брехали огромные кобели, подбежали к нему два румяных гридня без шапок, хорошо одетые, и спросили, кто таков и зачем явился. Узнав, что пришлец явился служить князю и имеет письмо от киевского воеводы – переглянулись и велели подождать малость. Убежали, но скоро вернулись и позвали в покои.
Всеслава провели в крестовую палату, а пока шли, он все крутил головой, оглядывался. По сравнению с палатами князя киевского, палаты князя Игоря выглядели непривычно. У Святослава единственное украшение – оружие да щиты по стенам, больше ничего. А тут знатные ковры, и занавеси, всюду позолота. Красиво-то красиво, слов нет, да только отчего ж по углам пыль да паутину не обметают?
Покуда так размышлял – провели в крестовую палату, где должен был встретить его князь. Здесь тоже богато убрано, скамьи все обиты оксамитом, под ногами зеленый, как мох, пушистый ковер. Пока Всеслав стоял, разиня рот и дивился чудесам, его затолкали в плечо: «Князь, князь идет!»
Поклонился по всему древнему чину – земно. Мельком успел заметить, как князь Игорь улыбнулся довольно.
– Каков богатырь! – сказал он с любованием. – Что ж, расскажи мне: кто таков?
Всеслав еще раз поклонился:
– Из городу Киева приехал служить тебе, княже. Есть у меня письмо к тебе от моего дядьки, воеводы Киевского с просьбою принять меня в твою дружину...
– Что ж из Киева спровадили? Аль натворил что? – перебил его князь.
– Сам я родом из этой земли. Когда уезжал отроком еще на учебу в стольный град – обещался вернуться. Да только вот не ждал меня никто, – и, вспомнив о судьбе родных, Всеслав погрустнел.
Князь Игорь заметил это.
– Что, аль случилось дурное с твоей семьей? – спросил участливо.
– Да... – с трудом выдавил Всеслав. – Помнишь, верно, половецкий набег на вотчину новгородскую. Тогда и разорили они гнездо наше родовое – терем тысяцкого Романа.
– Вот оно что! – воскликнул князь. – Что ж ты молчал?
Знаю я эту семью, и о Романе слышал. А ты, значит, Всеслав? Добро. Хочешь, значит, отомстить поганым за своих родных?
– Хочу, – угрюмо ответил Всеслав.
– Взять тебя, что ли, в мою дружину? – шутя, молвил князь.
– Такого богатыря как не взять, – раздался от дверей женский голос.
Все бывшие в палате обернулись на этот голос, обернулся и Всеслав. На пороге стояла молодая женщина, одетая богато.
– Княгиня! – зашептали рядом, и Всеслав поклонился ей в ноги. А женщина, пройдя, стала рядом с князем.
– О чем размышляешь, Игорь Святославович? – молвила нежным, звонким голосом, как птица прощебетала. – Такой витязь добудет в бою себе честь, князю – славу. А ежели не по нраву он тебе – я его в свою дружину возьму.
Всеслав даже обомлел от такого буесловия. Хоть и нечасто приходилось ему бывать у «верхних», но знал он – никакая княгиня не осмелилась бы так говорить с супругом своим, да еще при чужих людях. А эта держится свободно, говорит вольно и глаза веселые. Перевел Всеслав взгляд на князя Игоря – не разгневался ли? Но нет, только засмеялся, и по этому смеху, по веселым морщинкам-лучикам, разбежавшимся от глаз князя, Всеслав понял – он, должно быть, крепко любит свою жену.