Кольцо
Шрифт:
Бабушка качала головой, тоже с трудом веря в такую удивительную новость. Императрица готовилась посетить проездом их городишко впервые, а учитывая её возраст, так, может, ей больше и не представиться подобный случай. Императрица возвращается в Столицу после поездки по стране, и город Н. станет одним из тех, где Её Величество соизволит гостить.
– А надолго ли она останется? – спросила Филиппова.
– Как пить дать, на месяц!
Бабушка подняла брови, а соседка продолжала вещать, наклонясь вперёд и блестя от возбуждения чёрными глазами.
– Ах, я это не просто так говорю! Сам губернатор
– Вот я думаю, как бы обрадовался мой Степан Василич её приезду! Прошлого Императора он застал, а вот её никогда не видел. Ах, бедный Степан Василич! Клянусь, его добродетель достойна была того, чтобы ему показаться на глаза Императрице! – воздала похвалу своему усопшему мужу Филиппова.
Шурочка только поджала губы, вспомнив, что бабушка при жизни мужа его ругала, и только после кончины стала хвалить. Он не нажил состояния, ибо никогда не имел настроя класть себе в карман и жить на широкую ногу, зато, обладая большим сердцем, всегда помогал беднякам и не проходил мимо нуждающихся на паперти в церкви. Авдотья Семёновна твердила, что он – транжира, и как ему совесть позволяет тратить деньги на совершенно чужих ему людей, когда его родная жена нуждается в них больше! Но когда он скончался, то у него вдруг оказалось золотое сердце. И всё-то он делал для людей, и обо всём-то он заботился, и столько сделал для города…
– Так вот, ко дворцу стягиваются повозки с провизией, и даже уже достали из подвала серебряные приборы для званого обеда!
– А что же, она, стало быть, и обед даст? – удивилась ещё больше Филиппова.
– А, как же! – хмыкнула Дунина. – Видать, все знатные люди города там соберутся. Ой, может быть, и вас с внучкой пригласят. Ведь ваш супруг, как-никак, всю жизнь с прежним губернатором бок о бок, а его сын разве может не замолвить о вас словечко перед Императрицей?
Авдотья Семёновна не успела обдумать эту мысль и обрадоваться приглашению во дворец, как Дунина перескочила на другую тему.
– И когда же вы Шурочку выдадите замуж? Бутон уже раскрылся, теперь цветёт и пахнет, а скоро уже и лепестки начнут опадать… Век барышни недолгий, знаете ли!
– Когда найдётся подходящий жених! – выпалила Филиппова не очень любезно. – Добропорядочный, с прекрасной репутацией и хорошим состоянием!
– Ха! У нас в городишке? – ухмыльнулась Дунина. – Не разумею, чего вы выбираете? И Хохлов у вас был, и Жилин…И Топчин к ней сватался! Да, он полноват и непривлекателен, но у Шурочки возраст…Помню, я вышла за Кузьму Кузьмича в пятнадцать лет, и жили мы душа в душу…
Она пустилась в воспоминания о днях минувших, а покрасневшая Шурочка уставилась в окно, считая минуты до того момента, когда соседка отправится к себе домой. Девушка понимала, что бабушка будет готова расстаться с нею только тогда, когда найдётся жених, способный
Матвей Хохлов, придя с матерью в гости, так придирчиво осматривался в гостиной, так разглядывал обои, так сильно морщил нос, выглядывая из окна, что Шурочка стало не по себе. Он, что собирался поселиться в её доме? Так же внимательно он рассматривал с головы до ног Шурочку, и, видимо, пришёл к неутешительным выводам, если больше в их доме не появился.
И бабушка тоже была хороша, расписывая таланты внучки:
– Ох, да образования у неё и вовсе нет! Не считать же домашнего учителя! Это ведь совсем не то, что пансион. А мать не хотела разлучаться с нею после смерти мужа…Бедняжка, Шурочка, так и не научилась сносно музицировать, а её голос!…
Серафим Жилин даже успел понравиться Шурочке, но ровно до того момента, пока не начал поправлять волосы, глядя в отражение самовара, и рассматривать ногти на своих руках, а в прихожей он простоял пять минут у зеркала, поправляя шейный платок.
И девушка обрадовалась, когда бабушка сказала напоследок гостям:
– Забыла ещё сказать…Шурочка чудесно вышивает наволочки и скатерти! Вот уж золотые руки! – И добавила как бы сама себе. – Да сколько ж ткани она извела в этом месяце? И куда девать с десяток наволочек?… Ой, а вы наволочки купить не желаете?
Иван Топчин, пухленький и рыжий, был полностью поглощён чаепитием, и не обращал ровно никакого внимания на потенциальную невесту. Он со смаком откусывал печенье, испечённое Шурочкой, и прихлёбывал чай. Он осматривал стол, выбирая, чего бы ему ещё съесть, и девушка развлекала себя тем, что считала, сколько пирожков и печенья он съест, да сколько чашек чаю выпьет. Она ставила на три, но он превзошёл её ожидания – пять! Пять чашек чая за один вечер!
Единственное, что он спросил у Шурочки:
– А вы больше уважаете пирожки с капустой или грибами?
Она ответила, что старается меньше есть мучного, чтобы не располнеть, после чего он, в самое сердце поражённый её словами, закусил свою горечь дорогим пирожным с кремом, купленным в немецкой кондитерской. Тут Шурочка справилась сама, отваживая жениха, и бабушке не пришлось стараться.
Девушка вздохнула, и ей стало ещё грустней, когда за окном начался дождь. Крупные капли стучали о стекло, оповещая всех, что осень окончательно завладела своими правами. Дунина только сейчас спохватилась и собралась в путь. Но можно ли преодолеть дорогу в такую погоду? Она суетилась, охала и причитала, но к счастью Филипповых решение нашлось, и соседке не пришлось пережидать непогоду у них в доме. Кухарка собиралась домой и вызвалась проводить Евдокию Петровну до дому, поделившись с ней своим плащом. Дунина разошлась в похвалах доброй самаритянке, и две женщины вздохнули с облегчением, когда те вышли из дому. Экономя деньги, Авдотья Семёновна не стала заводить после кончины супруга постоянную кухарку. Платить приходящей было не так накладно, к тому же, что-либо разогреть могла Шурочка или расторопная Стешка.