Кольцов. Часть 2
Шрифт:
– Нет, Андрей. Я воздержусь.
– Как же ты тогда будешь жить со мной на острове? Ведь там не будет предметов. Не будет одежды и тряпок.
– Андрей, если честно, то мне сложно представить тот мир, о котором ты грезишь. Я не могу пока понять все твои замыслы и принять их. Я не представляю, как женщине можно постоянно быть даже без панталон или трусиков. А как же быть с личной гигиеной? А обувь? Ты знаешь, какая у меня кожа на ногах. Я вечно стираю все пятки новой обувью.
– Вот именно. А там твои ножки будут дышать без
– А в лесу, где иголки, сучья, колючие ветки, шипы и шишки? Андрей, я однажды шла босиком по тропе в Коктебеле. У меня порвался ремешок от босоножек. И что ты думаешь? Я пришла домой с избитыми в кровь ногами – камни, ветки, ракушки, степные колючки. И нестерпимый жар. Мама мне лечила потом ноги всю неделю. Бинтовала с мазью. Я не могла ходить.
– То вашем Коктебеле, – отмахнулся Андрей. – Там степь и жара.
– А на острове будет только манна небесная под ногами? А мальчики? Как там будут ходить малыши?
– Отстань. Все будет хорошо.
– Да, а ты подумал о том, как там будут обстоять дела с детскими врачами?
– Зачем тебе эти аллопаты? Что умного от них ждать, кроме идиотских пилюль? У тебя муж – доктор. А медицина должна быть лишь восстановительная. Если, скажем, человек сломал ногу в лесу, то надо уметь правильно наложить… шину.
– А не гипс?
– Можно и без гипса обойтись. Надо же, какая грамотная у меня жена! Гипс? Будет вам и гипс! Там есть глина.
– А операции? Если, скажем, приступ аппендицита?
– Если человек не жрет никакой гадости, то у него в принципе не может воспалиться аппендикс. Надо, Света, питаться видовой пищей. А видовая пища – это плоды!
– Ну, хорошо! А роды? Кто будет принимать роды?
– Я, конечно. Но вообще женщина должна легко рожать самостоятельно.
– Андрюша, а если у матери ребенок лежит неправильно, и надо кесарить? Она же у тебя скончается от потери крови вместе с ребенком.
– Кесарить!? Какие вы все образованные стали! Давно ли ты думала о том, что ребенка можно выносить за пару месяцев? А? Или это была не ты?
Она сильно покраснела и посмотрела на него с обидой.
– О, господи! – он схватился за голову. – Оставайся ты лучше дома. Я один поеду на острова.
В этот вечер они почти не разговаривали друг с другом. Рано утром он разбудил ее обычным ритуалом. Он повернул ее на бок и задрал тоненькую сорочку. Два теплых ото сна, чуть розоватых полушария предстали перед ним в своей беспомощной наготе. Как он любил это зрелище. Плавный переход от узкой талии к бедрам, упругие ляжки, сомкнутые во сне. Он сильнее согнул ее ноги и привычным движением раздвинул вход. Горячий и голодный член вошел в нее сразу, без каких-либо прелюдий. Она проснулась от резких толчков и выгнулась навстречу ему.
– Киса моя, – шептал он. – Сейчас я наспускаю моей сладкой девочке. Да? Так, Светик? Как тебя надо ебать? Так? Долго? Ты любишь долго?
Он
– Стоит мне в тебя войти, как ты уже вся мокрая. Тут же… Светка, дай мне свои губки и сладкие сисечки, – он перевернул ее на спину. – Блять, как я хочу тебя. Все время хочу! Ты моя! Всегда будешь только моей. Ты слышишь? – он ухватил ее за волосы, впившись крепким поцелуем в шею.
– Андрюша, не надо в шею. Я не смогу надеть открытое платье. Пожалуйста! – захныкала она, не переставая качаться бедрами навстречу ему.
– Кошка, какая же ты ебучая… Какая ты у меня наливная, сисястая. Я пьянею от тебя. И я хочу целовать именно в шею. Я обожаю твою шейку.
– Да, – шептала она.
Он вышел из нее и опустился ниже.
– Не ставить засосы на шейке?
– Неа…
– Тогда давай свои толстые ляжки. Я наставлю засосов возле пизды.
– Андрюша…
– Что, любимая? Тебя только так надо ебать. Часами… Чтобы у тебя не было сил, говорить всякую чепуху. Я заебу тебя так, что ты не сможешь сегодня ходить. Будешь лежать до вечера и снова ждать меня. Поняла?
– Да…
– Громче!
– Поняла… Ах…
– Иди, я приласкаю клитерок твой сладкий. Ты сейчас еще им кончишь.
Он присел рядом – пальцы проникли во влажную щель.
– Андрюша, я еще не ходила в туалет.
– Потерпишь… Сильнее кончишь. Я знаю…
Он был прав. Спустя три минуты его нежных, но настойчивых ласк, Светлана вскрикнула, судорожно выгнувшись всем телом. Ее острые ноготки впились в его руку.
– Все… А… Не надо больше. Я обмочусь… Больно! Остановись…
Он часто продлевал яркость этого момента, игнорируя ее мольбы. Острое, словно кинжал наслаждение, близкое по ощущению к боли, пронизывало насквозь все ее естество ровно до тех пор, пока она не начинала хныкать. Срывающимся, жгучим шепотом она молила его о пощаде. Но если бы он внял ее просьбам, она бы первая была разочарована его самцовым отступлением в этой загадочной и понятной только им двоим игре. Эти мгновения можно было смело охарактеризовать, как «сладкую муку», в которую она несла всю свою страсть, все исступление. В эти мгновения муж казался ей сексуальным маньяком, злодеем и тираном. Но от этого она еще больше обожала и хотела его.
А после он вновь вошел в нее, с трудом преодолевая узость ее входа.
– Ты так кончаешь, что я не могу войти.
– Я знаю… Тише, Андрюша…
– Да, больно… Больно. Я так хочу, – рычал он ей в самое ухо. – Тебе и должно быть больно. Сейчас я вновь разъебу тебя.
Он отпустил ее только на несколько минут, сходить в туалет и попить воды. А далее все продолжилось вновь. Сколько это длилось, она не замечала. Она и вправду лежала уже без сил, мокрая от влаги и пота.
– На!!! – зарычал он на последнем вздохе и влил в нее всю свою силу, всю страсть.