Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940-1945
Шрифт:
Комендант передал эти приказы нам и проинформировал старшего британского офицера. Полковник Тод отказался разрешить своим офицерам покинуть замок. Комендант сообщил его отказ Глаухау, прибавив, что не намеревался исполнять приказ об эвакуации силой. Глаухау настаивало, но наотрез отказалось принимать последствия любой такой попытки осуществления своих приказов. Комендант отказался от ответственности. Глаухау в итоге разрешило ему сдать замок американцам, когда они придут. В то же время оно настаивало, чтобы старший британский офицер принял ответственность за всех пострадавших и всякий ущерб вследствие возможного обстрела и бомбежки замка американцами на себя, поскольку это он отказался эвакуировать
Мы тихонько вздохнули от облегчения. Во-первых, нам не придется выводить пленных из замка, во-вторых, даже если бы мы их и вывели, никому не доставляла удовольствие перспектива пытаться удержать их вместе при переезде «на восток» прямо на пути наступающих русских.
Моей следующей задачей как офицера службы охраны являлось сжечь все бумаги. Я взял с собой пять человек, развел огонь в котельной и принялся за работу. Тогда все офицеры в лагере изводили горы бумаги — почти пятилетний запас так называемых «документов». Работа закипела. Где-то во время полдника я пошел посмотреть, как шли дела. Они не шли. Люди исчезли, а огонь в печи погас, задушенный набитыми в нее до отказа делами и архивами. Само помещение котельной наполовину было завалено кипами бумаги и картона. Вы никогда не пытались жечь бумагу в большом количестве — или просто несколько журналов? Я нашел еще несколько человек и начал сначала. Мы справились с работой к полуночи.
Администрация имела особенно колоссальное количество бумаги — как и всякая администрация во всем мире. Но это было не все. Мы нашли секретные склады вещей, о существовании которых в собственных помещениях мы, довольно опытные в обнаружении тайников пленных, и понятия не имели — кучи настоящих кожаных подошв, настоящий кофе, настоящее мыло, сахар и так далее — вещи, которые мы не видели бог знает как долго. Но никакого алкоголя, это я хорошо помню. Мы разделили пищу. Мы отдали пару телег их водителям, но велосипеды, одеяла и другие вещи остались лежать на прежнем месте. Мы не стали их раздавать местным жителям, хотя могли бы.
Мой собственный вклад в погребальный костер в котельной тоже оказался значительным. На свет извлекались дюжины документов — секретно, очень секретно, совершенно секретно. «Не передавать без подтверждения офицера» значилось в записке на кучах японской бумаги с гитлеровскими речами, отпечатанными миниатюрным шрифтом из правительственного издательства. Эти бумаги мы должны были отсылать нашим заключенным в других частях света, в операции «Ekkehard». Помню, я даже прочел один лист прежде, чем предать его огню: «Советский Союз не получит ни одного квадратного километра территории Восточной Пруссии». И вот они, легки на помине, в двадцати милях к востоку от нас в Саксонии.
Днем 14 апреля я передал британцам все 1400 единиц личных вещей пленных, хранившихся у нас: среди них золотой портсигар, отразивший пулю в кармане бригадира Дэвиса, еще до того, как он попал к нам с Балкан, авторучки, английские банкноты. Мне предложили письменное подтверждение их получения, но я отказался. С меня достаточно бумаги и чернил!
Каждый из нас в немецком личном составе, как перспективный военнопленный, собрал свой багаж. Багаж в этом случае значил только то, что человек мог унести с собой в маленьком чемоданчике, на который имел право, — какими невинными мы были!
Все, что теперь оставалось, — это официально передать замок британцам. Ради проформы мы расставили часовых и, сложив в одно помещение все оружие и боеприпасы, заперли их на замок.
Полковник Тод, генерал Дэвис и подполковник Дьюк (из армии США) вошли в комендатуру для сдачи лагеря. Французы в этом участия не принимали, что сделало все еще
В Шутценхаусе 500 французских офицеров приняли командование одновременно с отбытием их караульных.
В Кольдице располагался еще один лагерь — концентрационный лагерь для венгерских евреев, в помещении завода по производству фарфора. Они находились в ведении подразделения СС, с которым мы в замке практически не имели никаких контактов, за исключением визита от их офицера, когда он прибыл.
На следующий день было воскресенье. Светило солнце. Повсюду ощущалось дыхание весны. Во всей Европе в воздухе витала надежда — война должна скоро закончиться. Для воскресенья все было очень тихо. Интересно, думал я, что было не так — ну конечно, молчали колокола церквей. И все же сегодня, из всех воскресений, причин молить о защите Всемогущего было больше, чем когда-либо. Природа расцветала, но мужчины и женщины укрылись, ломая голову над тем, кто умрет и чей дом будет уничтожен еще до наступления ночи.
Уже с рассвета у передних окон и в союзнических и в немецких зданиях замка столпились зрители. Отсюда открывался великолепный вид на город и лес в двух милях от нас на вершине склона, поднимающегося от реки. Вся местность была открыта и слегка холмиста. Деревня Хонбах лежала между Кольдицем и лесом. Несколько глубоких проселочных дорог вели от города и деревни и бежали по ландшафту во всех направлениях, кое-где окаймленные кустиками или низенькими деревцами. В общем, кроме этих дорожек да впадин в почве, на всем пространстве между городом и лесом на горизонте, оставалось очень мало мест для укрытия.
Вверх по течению от города река бежала между утесами около шестидесяти футов в высоту. Там, на другом берегу, стоял каолиновый завод. Тут же расставили и несколько пулеметных постов. Местный крайслейтер со своим ополчением расположился в долине Хайнбах на этом берегу реки с тремя 3-дюймовыми орудиями.
Немногим позже десяти утра из леса к западу появилось пять американских танков и двинулось на Хонбах. Они обстреляли пару домов. Один танк двинулся вперед и скоро скрылся из нашего поля зрения в южном направлении. Внезапно в нашу гауптвахту у главных ворот угодил снаряд. Замок представлял собой хорошую мишень, отчетливо вырисовываясь на фоне неба и возвышаясь над всеми окружающими его зданиями и местности. Американец навел свои орудия и двинулся вдоль замка. Бум! — снаряд попал в окно командующего авиакрылом Бадера на четвертом этаже блока старших офицеров, выходившее на немецкий двор. Пока никто не убит. Комната была пуста.
Следующий снаряд задел северо-западный угол замка, прогрохотав над пагодой и сквозь ветки деревьев. За ним последовала пара высоких — один не долетел, другой перелетел. Теперь-то уж он нас достанет!
Поскольку нижние стены замка были непробиваемы для 2-дюймовых снарядов, следующей в действие пошла 6-дюймовая гаубица. Все мы, заключенные (а были ли они по-прежнему заключенными?) и немцы, спустились с верхних этажей. Прерывистый огонь из гаубицы продолжался все утро. У моста снаружи замка убили одного из наших унтер-офицеров. Два снаряда попали в здание комендатуры, но на этом разрушения окончились.