Колдовской час
Шрифт:
— Ням, — проговорила я с фальшивой радостью, сомневаясь по поводу обоих вариантов.
Он повернулся, и я заметила что-то темное у него на боку, чуть выше правого бедра. Это была татуировка в виде какой-то надписи.
— И давно у тебя появилась татуировка? Я видела тебя без рубашки примерно две недели назад.
— В ту ночь было темно, и мы сражались.
Было не так уж и темно, и нужно быть очень незаинтересованным человеком, чтобы не рассмотреть его торс в мельчайших деталях.
— Подними руки, — попросила я. — Я хочу ее посмотреть.
— Не нужно
— Как инспектор, я не согласна. Давай, — с ухмылкой произнесла я и покрутила пальцем в воздухе.
— Я против того, чтобы меня объективировали, — сказал он, но его дерзкая улыбка говорила об обратном. Он поднял руки и повернулся.
Поперек его бедра жирным шрифтом, напоминающим средневековый, были выведены латинские слова, написанные очень умелой рукой темно-красным цветом.
— «Non ducor, duco», — прочитала я. — Что это означает?
— Что-то вроде: «Я не ведомый, но ведущий».
— И снова на удивление дипломатично для оборотня. Ты уверен, что частично не вампир?
— Следи за словами.
Я усмехнулась.
— Исходя из сроков, и ввиду того, что ты, похоже, не совсем ей доволен, я бы сказала, что ты напился с кучкой оборотней во время поездки.
— Я не был пьян, Холмс. Но меня переиграли в дартс, — признался он. — С трудом. И это была цена моего проигрыша.
— Весьма неплохая цена, — сказала я. Буквы были четкими и ярко выраженными, чернила — темными и безупречными. Мне понравилось, как она смотрится, и сама фраза. — Она не исчезает — не исцеляется — когда ты перекидываешься?
— Рана заживает, закрывается. Но это никак не влияет на чернила. — Он сделал глоток кофе и склонил голову набок. — А вампиры могут делать татуировки?
— Тот же исход. Исцеление закрывает рану, но не влияет на чернила.
— Мне пришло в голову, что я не видел тебя голой. У тебя они есть?
— Нет.
Он улыбнулся.
— Хочешь сыграть в дартс?
— Не хочу, — засмеявшись, ответила я. — Но я бы не отказалась поесть. Человеческую еду, — добавила я. — Ты готовишь?
— Я делаю очень хорошие горячие сэндвичи с сыром. А ты?
— Только кофе, — ответила я. — Но это очень хороший кофе. — И это уже кое-что.
— Наверное, я смогу приготовить яичницу-болтунью.
— Тогда я, наверное, смогу ее съесть.
Он приподнял брови.
— Ты просишь меня приготовить тебе завтрак, негодница?
— Жилье и питание, — напомнила я ему и сделала глоток крови. — Таким было твое предложение.
Он выглядел слегка раздраженным, когда понял, что я права, но повернулся к холодильнику и отодвинул бутылки, достав клетку яиц, пачку масла и бутылку сливок. Пока я пила кофе, он разбил яйца в миску, добавил немного сливок и подождал, пока нагреется маленькая сковородка, и растает масло, которое он туда положил.
— Похоже, ты неплохо готовишь, — сказала я, когда он вылил взбитые яйца в сковороду.
— Лучше, чем ты печешь. Я помню пожар в Доме Кадогана.
Я поджала губы.
— Пожар в Доме Кадогана случился не по моей вине. Кто позволяет ребенку печь без присмотра?
Он ухмыльнулся.
— Думаю, ты имеешь в виду, что за восьмилетняя вампирша забредает на кухню одна во время домашнего барбекю, потому что хочет кекс, а когда не может его найти, решает сама его приготовить?
«Очевидно, я, но в восемь лет я не понимала, что ингредиенты нужно тщательно отмерять, и что глазурь — это нечто большее, чем сахар и пищевые красители».
— Это был всего лишь небольшой пожар.
Он помешал яйца лопаткой.
— Не принесешь две тарелки? Шкаф над раковиной, с левой стороны.
Я допила остатки из бутылки, а потом, обойдя стол, нашла тарелки и вилки. И когда Коннор начал зачерпывать мягкую желтую массу яичницы, я протянула ему тарелку.
Я отнесла свою порцию к столу и села на табурет.
Он наложил яичницу себе, выключил конфорку и передвинул сковородку, а потом поставил свою тарелку рядом с моей. Но вместо того, чтобы приступить к еде, он положил руки на стол, сцепил их и нахмурился.
— Прежде чем мы отправимся на инициацию, я бы хотел… кое-что объяснить.
— Ладно, — произнесла я, кивнув, ожидая услышать, как вести себя с кланом. Правила, этикет, которые мы не успели обсудить перед поездкой.
Вместо этого он провел рукой по волосам.
— У меня не было нехватки женщин, — начал он, а потом замолчал.
Я выгнула бровь. «Не такого начала разговора я ожидала». И я поняла, что он выглядел более чем немного взволнованным. Впервые, насколько я помню, он не казался полностью уверенным в своих действиях.
Коннор посмотрел на пол и поморщился.
— Я столкнулся с небольшими трудностями. Обычно при разговоре с женщинами у меня не возникает проблем.
Он действительно казался неуверенным в себе.
— Ты собираешься мне сказать, что мутил со всеми на курорте?
— Что? Нет. Я говорю о нас. О хижине и постели.
— Ладно, — снова произнесла я, все еще сбитая с толку, но гораздо более заинтригованная.
— Я привык к тому, что привлекательный, — сказал он. — Красивый. Принц в окружении кандидаток. Это вроде как моя фишка. Или была ей. После сражения с фейри — сражения вместе с тобой — и после двух недель разъездов и размышлений, я признал, что таким принцем для меня быть недостаточно. Больше нет.
Мое сердце заколотилось, как будто оно поняло то, что еще не осознала остальная часть меня.
— Каким принцем ты хочешь быть?
Он посмотрел на меня, его голубые глаза светились так, будто подсвечивались изнутри.
— Таким, который достаточно хорош для тебя.
Я хваталась за слова, но они уносились прочь, совершенно незаинтересованные тем, как я пытаюсь выразить свои головокружительные эмоции.
— Не знаю, что сказать.
Он улыбнулся.
— Конечно, не знаешь. Ты самоуверенная, Элиза, может, немного высокомерная. Но не надменная. Не бессердечная. Ты опытный боец, умная и забавная, и у тебя весьма очаровательная одержимость правилами.