Колдун и Сыскарь
Шрифт:
Он ещё раз глянул на обнажившиеся до кирпича стены, на которых кое-где ещё сохранились островки штукатурки с едва заметными следами росписи, удовлетворённо кивнул и вышел.
— Яже, припадая к Тебе, Господи, молю и прошу святое имя Твое: во всяком доме и на всяком месте наипаче на православном христианине яже имеется чародейство кое от лукавых человек или от бесов… [14]
Со стороны, вероятно, это выглядело довольно странно. Свежая могила, ещё даже без креста или какого-никакого памятника, и над ней, помахивая кадилом, бормочет молитву поп. Рядом с ним — молодая
14
Так называемая «Молитва святого Киприана». Используется православной церковью при отчитке от злых духов.
— …Да разрешится от связания злыми духами в зависти, лести, ревности, ненависти, злопомучении, злоустрашении, действенном отравлении, от языческаго ядения и от всякаго заклинания и клятвы…
Надо же, а ведь почти всё понимаю, что отец Николай бормочет. Не такой уж он, церковно-славянский, и трудный, если вслушаться.
— … Защити, заступи и сохрани нас, Боже, от всякого лукаваго действа и чародейства злых человек…
Слушай, Ириша, слушай. Когда ещё доведётся послушать вот так близко и рядышком, как батюшка православный молитвы читает. Разве что в церкви. Но в церковь я не хожу. Или и впрямь сходить, как отец Николай советует?
— …Да разрешится всякое диавольское наваждение в ходу, или в стану; или в горах, или в вертепах, или в претворах домовых, или в пропастех земных; или в корене древа, или листиях растений; или в нивах, или в садах; или в траве, или в кусте, или в пещи, или в бане, да разрешится!
Кто б спорил. Пусть и впрямь разрешится. В пропастех земных… Надо же. Красиво глаголет. О как. Ещё чуть-чуть, и я сама на этом языке заговорю.
— …Да разрешится всякое диавольское действо и наваждение содеянное; или на злате, или на сребре; или на меди, или на железе, или в олове, или в свинце, или в меду, или в воске; или в вине, или в пиве, или в хлебе, или в явствах; во всем да разрешится!
О шпарит! И ведь наизусть, вот что удивительно. С ума сойти можно. В жизни бы не выучила, хоть ты меня режь… Погоди-ка, Ириша Алексеевна, а это… это что такое?!
— … Елизду и диавола от раба Божьего Ивана, силою Честнаго и Животворящего Креста Господня со всеми небесными силами пред Высоким и Страшным Престолом Божиим, твори слуги Своя огнь палящь. Херувимы и Серафимы; Власти и Пристоли; Господства и Силы.
Могильный холм зашевелился. Казалось, десятки каких-то мелких существ то ли толкаются, то ли дерутся, то ли играют под рыхловатой землёй в непонятную игру, и дрожь от этой быстрой возни передаётся через обувь в ноги и дальше — к самому сердцу. Ох…
Ирина глянула на отца Николая. Глаза батюшки сузились, по вискам тёк пот, но голос был твёрд:
— …Проливших кровь свою за Тебя Христа Бога нашего и всех святых от века Тебе угодивших, Господи, помилуй и спаси раба Твоего Ивана, да не прикоснется к нему ни к дому его ни кое зло и лукавство ни в вечерний час, ни в утренний, ни во дни, ни в нощи да не прикоснется.
Из могильного холма повалил чёрный дым. Как будто там, под землёй, горела автомобильная покрышка.
Мамочка родная, да что же это делается…
— Господи! Ты един Всесильный и Всемогущий, сохрани по молитве Священномученика Киприана раба Твоего Ивана! — возвысил голос отец Николай.
Дым повалил гуще. Высокий ледяной вой, от которого шевельнулись волосы на голове и остро
— Вси святии и праведнии, молите Милостиваго Бога о рабе Иване, да сохранит и помилует мя от всякаго врага и супостата. Аминь, — закончил отец Николай, после чего широко перекрестился сам, перекрестил могилу и брызнул на неё специально припасённой святой водой из фляги.
И тут же вой оборвался, как не было. Исчез и развеялся чёрный дым. Перестала шевелиться, замерла кладбищенская земля.
Ирина перевела дух и осторожно огляделась. Рядом с ними не было ни единого человека. И на том спасибо. Ещё не хватало объясняться с кем бы то ни было. Ну-ка, охрана кладбища не бежит? Не бежит. Наверное, решили, что какая-нибудь противоугонка взвыла. Вот и ладушки.
— Видела? — спросил отец Николай. Не было заметно, что он ошеломлён или напуган. Скорее встревожен.
— Видела, — кивнула она. — И слышала. Жуть. Что всё это значит, отец Николай?
— Это значит, что нужно нам с тобой ехать в Кержачи. Там ответы на наши вопросы. И чем скорее мы там окажемся, тем лучше.
— Я готова, — сказала она. — Домой только за деньгами заскочим, пообедаем да посмотрим по карте, как туда добираться, в Кержачи эти. Навигатора у нас нет, не пользуемся. Будете за штурмана, отец Николай?
— Легко, дочь моя. Если нужно, я и за руль сесть могу, — ответил отец Николай.
И ободряюще подмигнул.
Глава 31
В Москву въезжали на рассвете. Пахло близкой рекой, печным дымом, травой и конским потом. Людским потом пахло тоже. За заборами дворов и усадеб горланили петухи.
Сыскарь поначалу оглядывался по сторонам, пытаясь хоть как-то соотнести увиденное с привычными ему московскими ландшафтами двадцать первого века (совсем у него это не получалось, слишком сильно всё изменилось за триста лет), затем несмотря на то, что шли они крупной рысью, на него накатила сонливость. Он клевал носом в седле, снова вскидывал голову и вяло думал о том, что много бы отдал за горячий душ и несколько часов в собственной постели с чистыми простынями. Петровский восемнадцатый век чертовски интересен, но уж больно отстал в плане гигиены, санитарии, водоснабжения и канализации. Хорошо нынче май месяц и холодной водой помыться можно, а попади Андрей сюда зимой? Нет, господа мои, жить нужно в двадцать первом веке. Оно комфортнее. Дом… Удастся ли вернуться? Пока надежда оставалась. И даже более чем надежда. Карта сама шла в руки и требовалось лишь правильно ей распорядиться. Ибо как ещё, ежели не удачей, можно было назвать появление в нужный момент Сергея Воронова с отрядом донских казаков? По словам капитан-поручика Преображенского полка, был он послан в Люблино самим государем-императором Петром Алексеевичем с приказом имать и вязать тех, кто поднял руку на воспитанницу князя Василия Лукича Дарью и управляющего имением Харитона. Прочих же, кто оказался рядом, доставить пред грозные очи государя и генерал-фельдцейхмейстера Якова Вилимовича Брюса. В Сухареву башню.
Тон капитан-поручика не оставлял сомнений в том, что он выполнит приказ, даже если для этого ему придётся спуститься в самый ад. Вот такие люди и составляли во все времена славу России. Те, для которых честь, долг и Родина были выше собственного благополучия, чинов и званий. Обычно они не доживали до старости. Но успевали родить и воспитать сыновей, которые обладали теми же качествами. Или дочерей. И пока они есть, Россия жива. А как только их не станет, тогда же и не станет страны под названием Россия.