Колдун
Шрифт:
Марья крикнула ей: «Чиж,
ты откуда, что молчишь?
Или ты с дороги сбился,
иль от ворога укрылся,
может быть, споёшь, с утра
пожелаешь нам добра.
Ведь не зря ты скачешь дома,
словно друг или знакомый»?
Чиж чирикнул, сел на стул
и в окошко упорхнул.
Марья вдруг загоревала:
«Эту птичку я видала
то
то ль слыхала чью молву,
но она мне как родная.
Отчего? Пока не знаю.
Ты не ведаешь, Иван»?
«Нет, я спал, как басурман, –
он в ответ, – иль, как девица,
так что было не до птицы.
Правда, видел сон, что мы
вдруг дожились до сумы.
Из-за подлого злодея,
ты пропала, я, жалея,
охранял детей, как мог, –
всё же вскоре в землю слёг».
Марью всю заколотило:
«Значит, это вправду было –
колдовство, скитанья, дед
и мучений тридцать лет».
Подошел Иван: «Причины
я не вижу для кручины,
сон дурной – он всё же сон,
не велик с него урон.
Мы с тобою, видишь, вместе,
дом, скотина – всё на месте,
дети рядом, все живём,
чаша полная – наш дом».
«Коли так, давай за дело, –
Марья вновь повеселела, –
проболтали пол утра,
нагонять часы пора».
И, как белка, закрутилась,
в суете чуть-чуть забылась,
отлетел куда-то сон,
как пустой ненужный звон.
Раскраснелось к полдню солнце.
Марья глянула в оконце
и увидела: старик
шёл деревней напрямик.
Толстой палкой суковатой
пыль пахал он, как оратай
пашет полюшко весной.
С виду страшный он и злой.
Деревенские собаки
взвыли разом, так во мраке
воют волки на луну,
поминая сатану.
Люди деда сторонились,
за спиной тайком крестились,
и не глядя взад, бегом
торопились скрыться в дом.
Дед замешкался немного,
а затем свернул с дороги
и зашёл в соседний дом
без расспросов прямиком.
Марья ахнула, пред нею
промелькнули вновь злодеи
и безумно длинный сон:
«Значит, снова ходит он,
значит, кто-то примет муки
через эти через руки.
Я ж рвала из сердца кол».
Марья рухнула на пол.
Долго нет, она лежала,
но очнулась, быстро встала,
на ходу схватив платок,
побежала за порог
прямиком к соседской хате,
чтобы всё о супостате
рассказать и тем помочь
отвести напасти прочь.
Чуть живая в дверь вбежала.
Что же видит? Среди зала
стол под скатертью стоит,
за столом колдун сидит,
перед ним большая чаша
с маслом сдобренною кашей,
рядом в потной кринке квас,
видно, с погреба зараз.
За столом ее подруга
деда кормит, словно друга,
поднесёт да подольёт.
Дед мурлычет, словно кот,
улыбается хозяйке
да рассказывает байки.
Та хохочет во весь рот
и щебечет в свой черёд.
Марье стул пододвигает:
«Проходи к столу, родная,
не стесняйся, заходи,
с гостем нашим посиди.
Ходит он от края к краю,
много видел, много знает,
слушай только да учись,
как свою устроить жизнь».
Дед жует, а сам кивает,
мол, действительно, всё знаю,
мол, не зря всю жизнь хожу,
попроси и расскажу.
Марья села виновато,
в голове туман и вата,
ничего не разберёт:
тот колдун или не тот.
Расспросить бы его ладом,
что ему от бабы надо,
только струсила, к стыду,
накликать опять беду.
А старик поел, поднялся,
по обычью попрощался
и пошёл туда, где нас
вряд ли кто-то ждёт сейчас.
Что тут правда, что тут лживо,
разбирайся неленивый,
мне же это недосуг,
много дел других вокруг.
"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 7-8 2002г