Колдун
Шрифт:
У деревни только опомнились. Остановились, дух перевели, оделись, постарались вид более менее нормальный принять, дабы домашних своих взглядом ошалелым не напугать.
Однако, не сильно это помогло. Маруся, как мужа увидела, враз догадалась, что нечто чрезвычайное произошло. Василий от вопросов отвертелся кое-как, на усталость сославшись.
–
– А где ж рыба-то, Вась? Да и снасти? – справедливо заметила Маруся. – Да и вид-то мне твой не нравится, – с осуждением головой покачала. – Или вы что? – ойкнула, догадавшись, что с мужчинами на рыбалке случается, брови вскинула. – Напились что ли с Матвейкой?
– Да нет, Маруся, что ты? Настоечки пригубили чуток, пирогами твоими закусили, – улыбнуться Василий себя заставил. – Видишь, жив, здоров я. Ни к чему беспокоиться. Покемарю маленько и все расскажу тебе.
Он и сам не ожидал, что так быстро заснет. Только глаза прикрыл, в забытье провалился. Видать потрясение так сильно на него подействовало, что организм отдыха немедленного потребовал.
Маруся вгляделась в лицо безмятежное, головой покачала и пальчиком шутливо погрозила.
– Эх, взрослые мужики, а все как мальчишки неразумные…, – одеяло, что на пол сползло, поправила.
И тут взгляд ее на ноги мужнины упал. Она и ахнула. Рот рукой прикрыла, чтобы не вскрикнуть. Потом вздохнула, пробормотала что-то, подумала, может, почудилось или грязь какая пристала, нагнулась, пригляделась, пальцем даже для верности потерла. Нет. Помрачнела сразу. Черты лица тревогой исказились. Не почудилось, не показалось. Синяки это черные, кровоподтеки обе щиколотки мужа украшали.
– Что это? – изумленно прошептала девушка. – Что же такое с вами приключилось, что ты и рассказать-то мне побоялся?
*
Нужды скрывать что-то или придумывать не было. Отпала она сама собой. Потому как на утро о происшествии чрезвычайном вся деревня
Люди сначала, конечно, удивились сильно, посомневались маленько, попытку даже сделали объяснение необъяснимому найти.
– А не перепили ли вы часом? С пьяных глаз, бывает, и черти мерещатся.
Но предположение данное отвергнуто было решительно. Мужчины молодые никогда в подобном ранее замечены не были. Худого про них никто не слышал. Совестливые, честные и порядочные. Таким не доверять, только грех на душу брать.
А раз приключение ночное в разряд истины перешло, стали припоминать, что еще странного последнее время в округе происходило. И припомнили, и порядочно. Кто в тине увяз, у кого рыба из-под носа ушла, змею огромную плывущую видели, да и совы раскричались по ночам… А потом и пошло, и поехало: курица нестись перестала, лошадь приболела, у кошки все котята черные родились, ну и прочее в таком же духе. И каким-то непостижимым образом все это воедино связывалось, в одну картину укладывалось.
– Не иначе, проклятье это, – единогласно решили односельчане. – По другому и быть не может.
*
Степану после ночи, с Ульяной проведенной, только хуже стало. Страсть его от близости с любимой пуще прежнего разгорелась. Не знал он раньше кожи нежной бархатной, губ сочных сладких, аромата пряного волос шелковых. А теперь узнал, вкусил плода запретного. Да голода не утолил, а лишь аппетит разбудил в себе неуемный. Будто дали конфету попробовать, оберточку развернули, кусочек махонький отщипнули и отняли, не позволив насладиться и насытиться. Да и надежды последней еще раз отведать лакомства невиданного лишили.
Конец ознакомительного фрагмента.