Колдунья
Шрифт:
— Что-то маловато, — захихикала Мора. — Маловато для грязной девки из Боуэса, к тому же беглой монашки. Не больно-то много — покой, безопасность, достаток. Скромные же у тебя запросы.
— Ты ничего не понимаешь! — раздраженно воскликнула Элис. — При чем здесь скромные запросы? Это моя жизнь! Моя жизнь, и я к ней привыкла. Это мое место, которое я заслужила. На большее я не претендую. Благочестие и место, где мне будет спокойно. Благочестие и покой.
Улыбаясь чему-то, Мора покачала головой.
— Редкое сочетание, — тихо промолвила она. — Благочестие и покой. Мне всегда казалось, что дороги святости чаще всего каменисты.
Элис передернула плечами.
— Да откуда тебе-то знать? —
— Верно, но я шла по одной дороге, — заметила старуха. — Меня правильно называют знахаркой. Как раз об этом говорит руна Единства. Выбери одну дорогу и будь верна ей до конца.
— Ну а что говорит последняя? — полюбопытствовала Элис.
Мора перевернула кость и несколько раз оглядела весь расклад.
— Один. [9] Смерть, — небрежно обронила она и убрала все три кости обратно в мешочек.
— Смерть! — испугалась Элис. — Чья смерть?
— Моя, — равнодушно пояснила Мора. — А еще старого лорда Хью, молодого лорда Хьюго и твоя тоже. Ты что, надеялась жить вечно?
— Нет… — Элис на секунду запнулась. — Но… ты намекаешь, что скоро?
— Смерть всегда приходит слишком скоро, — вдруг гневно ответила Мора. — У тебя будет несколько дней страсти и возможность сделать выбор перед тем, как она придет. Но она всегда приходит слишком скоро.
9
Один — верховный бог в скандинавской мифологии.
Девушка нетерпеливо ждала, что еще добавит Мора, но та, избегая ее взгляда, сделала большой глоток отвара. Тогда Элис достала из кармана небольшой кошелек с медными монетами и положила Море на колени. Однако старуха сбросила его на пол.
— Мне нечего больше сказать, — заявила она.
— Тогда просто поговори со мной, — попросила Элис. Секунду бледное лицо ее трепетало, она снова стала похожа на маленькую девочку. — Поговори со мной, Мора. Там у них как в тюрьме. Все мне враги, кроме старого лорда.
Мора слегка оживилась и наклонила голову.
— И ты хочешь сбежать оттуда? — поинтересовалась она. — Снова сбежать?
— У меня теперь есть лошадь. — Элис тоже оживилась, когда эта мысль пришла ей в голову. — У меня есть лошадь, и если бы были деньги…
Старуха быстро выставила вперед босую ногу и накрыла грязной ступней валяющийся на полу кошелек.
— Есть же где-нибудь женский монастырь, куда меня примут, — продолжала Элис. — Ты наверняка слышала про такой, Мора!
— Ничего я не слышала, — возразила знахарка. — Кругом обсуждают только инспекторов с их штрафами и нападки на монастыри, как мужские, так и женские, нападки, идущие от самого короля. Твое аббатство ободрали как липку, из церкви утащили скамьи, с крыш сняли черепицу, даже камни разобрали на фундаменты и увезли. Сначала люди лорда Хьюго, проживающие в замке, а теперь по его приказу и деревенские. Насколько мне известно, то же самое происходит и на севере, и на юге. До Шотландии еще не дотянулась рука короля, так что попробуй. Но не успеешь дойти до границы, как тебя убьют. Девушка кивнула. Она протянула руку к чашке, и Мора, снова наполнив ее, подала ей напиток.
— Дух времени против тебя, — изрекла старуха. — Люди долго злились, глядя на богатые аббатства, довольных собой монахов и священников, видя их жадность и скупость. Они захотели, чтобы их землей владели другие или вообще никто. Не вовремя ты решила стать монахиней.
— Я вообще родилась не вовремя, — горько пожаловалась Элис. — Я не гожусь для этого времени.
Мора мрачно осклабилась.
— Я тоже, — заметила она. — И огромное множество других. Я ошиблась, взяла больше, чем могла удержать. Мой грех был в том, что я кое-чего добилась. И тогда против меня двинули силы закона и власти, которые находились в руках мужчин. Суд принадлежал мужчинам, законы разрабатывались мужчинами; а я спряталась, окружила себя древним умением, силой, которой обладает только женщина. — Мора посмотрела на Элис, в ее взгляде не было ни капли сочувствия. — А твоя вина в том, что ты отказываешься жить спокойно. Сидела бы здесь со мной и никого бы не боялась, кроме охотников за ведьмами, но тебе понадобился Том, его дом и земли. А когда ты увидела более выгодный вариант, то сбежала. Все думали, что Том умрет от горя, он умолял меня заставить тебя вернуться. А я смеялась ему в лицо. Я знала, что ты не вернешься. Ты нашла кое-что получше. И твои желания изменились. Мне было известно, что по доброй воле ты никогда не вернешься. Ты бы навсегда осталась в монастыре, верно?
— Я любила матушку Хильдебранду, нашу аббатису, — отозвалась Элис. — И она очень любила меня. Она любила меня, как собственную дочь. Это точно. Она научила меня читать и писать, обучила латыни. Она уделяла мне много внимания, у нее были большие планы насчет меня. Я занималась травами в лечебнице и в кладовой, а в библиотеке училась. Мне не приходилось делать тяжелую и грязную работу. Я была любимицей для всех, каждый день я мылась и спала очень крепко. — Девушка покосилась на Мору. — Тогда у меня было все. И любовь матушки, самая настоящая и чистая любовь, и покой, и праведная жизнь.
— Отныне в Англии ты этого не сыщешь, — предупредила Мора. — Но король не вечен. В конце концов он может снова договориться с Папой, и дела поправятся. Его наследники восстановят церковь. Однако английские монахини больше не возьмут тебя обратно…
— А если они не узнают, что я бежала… — начала было Элис.
Мора решительно покачала головой.
— Догадаются. В ту ночь ты единственная выбралась из монастыря, остальные сгорели, так и не проснувшись.
Элис на секунду закрыла глаза, ей опять почудился запах дыма, привиделись желтые отсветы пламени, пляшущие на белой стене кельи. Снова раздался единственный пронзительный крик, который она услышала, когда нырнула в калитку, подхватила повыше подол и понеслась, не думая о других, забыв об аббатисе, любившей ее, как собственную дочь. А матушка в ту минуту спокойно спала, дым пробрался в ее келью, вился над ней и задушил, и она уже не видела, как языки пламени лизали ее матрас и постельное белье, а потом и мертвое старое тело.
— Единственная из тридцати, — со скрытой гордостью напомнила Мора. — Единственная — самая трусливая, самая шустрая и самая непостоянная.
— Не надо, Мора, — мягко прервала ее Элис.
Знахарка причмокнула губами, глотнув ромашкового чая.
— Так что ты собираешься делать?
Элис вызывающе подняла голову.
— Я не сдамся! Ни за что не опущусь, не буду еще одной старой ведьмой, прозябающей на болоте. — Она оглядела стены лачуги. — Это не моя жизнь. И я никогда больше здесь не окажусь.
Мора кивнула, глядя на пылающее гневом лицо девушки.
— Я не такая, как остальные, — рассуждала Элис. — И не останусь на всю жизнь какой-нибудь приживалкой или прислужницей. Не хочу прислуживать этой ленивой и неприятной женщине, которую я презираю. Я не буду терпеть от Кэтрин унижения и не отдамся ее мужу. Не позволю им использовать и оскорблять себя ради прихотей. Я имею право быть свободной. Я имею право на свободу, Мора!
Старуха пожала плечами и усмехнулась.
— Право умереть с голоду, — равнодушно произнесла она. — Этот погрязший во зле мир не признает наших прав, дорогуша. Уж лучше постарайся смириться и прими его таким, какой он есть.