Колесница Джагарнаута
Шрифт:
Окружающим он казался чересчур черствым, сухим, непреклонным. Он и был таким на самом деле: не открывал никаких лазеек для нежных чувств, для сердечных волнений. Это исключалось.
И вдруг... Вдруг все изменилось.
Отчаянно он старался думать о кяризах, колодцах, соединяющих их подземных канъат, о каналах и арыках, о величии человеческого труда, о древних ирригаторах... Но думал о нежных огненных глазах, о нежных обездоленных рабынях, о пророчицах, о том, что сейчас девушка со сказочно волшебным именем Шагаретт едет в вагоне почтового поезда вместе со своей подружкой Судабэ и важной, строгой супругой толстоликого арчина и, наверное, даже не вспоминает о нем, радуясь, что вырвалась из лап бардефурушей - работорговцев XX века - и возвращается в родные кочевья.
Шагаретт! Какое поэтическое имя. В нем есть даже что-то есенинское: "Шаганэ ты моя, Шаганэ"!
– А ты, комбриг, раскис, размяк, оказывается, - вслух проговорил он.
– Ну и ну!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Изменчивость судьбы и непостоянство
счастья...
А м и н Б у х а р и
Далекий конь мчался во весь опор. Облако красной пыли двигалось удивительно быстро. Всадник скакал без дорог и тропинок, прямо по целине. Уже одно это говорило - что-то случилось.
Всадника в предгорной степи начальник приметил сразу. Привычка следить за степью осталась еще от горячих времен гражданки. Тогда нельзя было зевать. Приходилось смотреть да присматривать.
Всадник нервно гнал коня. Начальник, твердо упершись ногами в каменистую осыпь, испытующе изучал и всадника и коня.
– Кумандан! Зеленая шапка!
– уверенно сказал Аббас Кули.
– Горяч товарищ. По солнцу гонит. Коня запорет. Неприятные вести!
– Неприятные вести?
– переспросил начальник.
– А ну-ка скорей подтягивайте подпруги. Всему отряду выступать!
Отряд экспедиции изучал очередной заброшенный кяриз. Кругом расстилалась серая своей безжизненностью степь. Копетдаг повис чугунной стеной в белесом от жары небе.
Начальник не стал ждать. Он скакал уже навстречу. Горячий ветер бил в лицо. Аббас Кули не ошибся. На бешеном галопе Соколов подскакал вплотную. На загорелом лбу его блестели жемчужинки пота.
– Духотища!
– сказал он, поздоровавшись. Но, видимо, он не сильно страдал от туркменского солнца. Избыток здоровья, силы сказывался в каждом его движении.
Под стать ему выглядел и могучий конь. Бока коня были все в пене, но он плясал на месте и грыз удила, косясь на текинца начальника.
– Хорош конь!
– воскликнул подъехавший Аббас Кули.
– Такой конь подчиняется и тени кнута.
– Ага! И он тут!
– сказал комендант заставы, кивнув Аббасу Кули. Тем лучше. Но, любезный, отодвиньтесь в сторонку. Надо пару слов сказать вашему начальнику.
Прискакал Соколов неспроста.
– Персиянки не уехали на поезде.
Сердце Алексея Ивановича странно замерло, и он переменился в лице.
– Что случилось?
– Возмутительная история. Подошел почтовый Красноводск - Ташкент. Жена арчина побежала в кабинет к начальнику станции. А девушки в сутолоке - там на перроне целый базар - исчезли.
– Испугались паровоза?
– Сначала подумали, что они сбежали. Но скоро выяснилось, что двух закутанных до глаз женщин увели с перрона и повезли какие-то степняки в сторону гор. Самое главное, что со степняками были и двое русских. Русские! А я так думаю - один из них тот самый Нейман-Бемм. Наверняка он увидел, что в поезд ему не сесть, смешался с толпой и был таков. Сейчас мои пограничники прочесывают степь и горы. Я дал знать на границу в Кейнекесыр и в Кызыларват. Сам решил завернуть к вам. Мне показалось, что вас интересует судьба рабынь... Поехали, помогите нам. Да и заберите вашего контрабандиста. Он знает местность.
– Эй, Аббас Кули!
– позвал начальник.
– Наших персиянок опять украли.
– Проклятие их отцу! Едем искать!
– Аббас Кули рванул на коне прямо по камням к колючему кустарнику, к высоким горам.
Его с трудом догнали. Он весь трясся от ярости. Глаза его налились кровью.
– Поедете с нами, - решил Соколов, - ваши контрабандистские штучки-дрючки сейчас понадобятся.
– Сказанное слово - срубленное дерево, - воскликнул Аббас Кули и ударил себя кулаком в грудь.
– Ба чашм! Сделаем!
– Говорят, они поехали вон туда, - Соколов показал кнутовищем на расплывшуюся седловину в хребте.
– Они не посмеют переправиться через железную дорогу в Каракумы. Нейман побоится.
– Мы поедем в Нухур.
– Они побоятся ехать в Нухур. Они знают, что арчин - наш человек.
– Товарищ командир, слушайте, что вам говорит Аббас Кули-кочакчи. Пока калтаманы будут лезть на гору - там на тропинке и киики шею поломают, - по хорошей дороге мы объедем гору. Там такая дорога - и на извозчике проедешь. Когда калтаманы будут спускаться с перевала, мы их тут и...
– Он картинно сжал свои черные сильные пальцы в кулак.
– А рабынь опять освободим.
И он гикнул. Лошадь помчалась к горам.
– Хорош!
– пробормотал Соколов.
– Однако много бахвалится. На его храбрость не слишком стоит рассчитывать. На самом деле ваш контрабандист и есть контрабандист.
Они ехали быстро, рысью. Алексей Иванович всячески успокаивал коменданта заставы. Старался разуверить его. Но Соколов при своей несколько наивной наружности, которую подчеркивали русые усы, довольно-таки пухлые щеки с девичьим румянцем, не так был прост. В темно-карих его глазах читалось упрямство и недоверие. Он любил встречаться с опасностью лицом к лицу и ненавидел коварство и интриги.
– Я сам постоянно жду дурного, - сказал наконец начальник экспедиции, - дурных последствий, когда угодно и от кого угодно. Но я не потерял веру в человека. Аббас Кули хитрец и контрабандист, однако он по-своему честен. Я ему верю. И он нам поможет.
Аббас Кули скакал уже им навстречу. Он поразительно умел ездить верхом. Конь его, несмотря на дикую скачку, был свеж и весел. Уменье обращаться с лошадьми - первое качество контрабандиста.
– Товарищ командир, - закричал Аббас Кули, - ущелье до самого Нухура свободно! Калтаманов нет. Давайте быстро поедем.