Колесо Фортуны

Желязны Роджер Джозеф

— Семьдесят к тридцати, — сказал он.

— Шестьдесят к сорока, — сказал я.

— По рукам. Пойдем посмотрим твое чудо техники.

— Завтра. Мне нужно осторожно подъехать к Джоко. На войне его здорово тряхнуло — мы к нему вот так запросто не ходим. Завтра будет малая гонка, так что ты можешь проверить установку. Большая гонка ожидается послезавтра. Тогда-то ты и получишь свое. Мы разделимся, и ты отчалишь с планеты очень богатым человеком.

— Очень богатым человеком, — повторил он.

Я вышел из отеля и, убедившись, что он за мной не следит, отправился в квартиру

Эмбоя. Тот должен был построить штуковину, то есть нацепить на обычный монитор столько всяких чудных приспособлений и примочек, сколько на него поместится.

Когда я вошел, квартирная хозяйка Эмбоя вручила мне конверт.

— Он уехал утром. Это для вас.

В записке говорилось:

Дорогой Корки!

У меня дурное предчувствие насчет этого дела. У видимся позже.

Эмбой.

Сукин сын. Теперь мне придется провести еще одну бессонную ночь, сооружая штуковину.

Я прочитал мантру, подзаряжающую адреналиновые железы. Если придется еще некоторое время поддерживать такой же уровень стресса, то всю заработанную наличность мне суждено истратить на новое тело.

Дурное предчувствие. Боже!Эмбой всегда был ненадежным. Я поблагодарил хозяйку и поспешил домой сооружать штуковину.

Мне пришлось раскурочить все мои немногочисленные бытовые приборы и даже кое-что из встроенного оборудования. Я подсоединил то к этому, здесь и там натыкал лампочек, подключил старинный голографический шахматный автомат к прибору для выращивания йогуртной культуры. Я вмазал туда шаманскую статуэтку с Беми III и миниатюрного обучающего робота с Гебо II. Я работал в состоянии, близком к трансу.

Наверное, недосып разбудил во мне скрытые до той поры эстетические импульсы. На рассвете моя странная псевдоустановка выглядела как надо.

Я позвонил Эду Париварто. Он должен был сыграть роль Джоко. Миллар мог запомнить его в баре, но это было неважно. Миллару все равно предстояло улететь вместе со своей тургруппой. Корабли, курсировавшие по нашей системе, отходили ежедневно, но лайнеры, направлявшиеся к земной метрополии, стартовали раз в месяц. Это помогало объегоривать баранов без последствий.

Я зашел за Милларом вскоре после ленча и постарался напустить как можно больше тумана. По дороге к моей квартире я заставлял его озираться через плечо, обшаривать одежду в поисках микродонов, говорить шепотом. Словом, он был готов к встрече со старцем в пещере.

Эд, сидящий в позе лотоса среди мерцающих огней и неясного жужжания, производил сильное впечатление. Я даже забеспокоился, не слишком ли он узнаваем в созданном мной антураже. Когда Миллар вошел в комнату, я в первый и последний раз увидел на его лице улыбку.

— Вот человек, о котором я тебе говорил, Джоко, — сказал я.

Эд заулыбался своей идиотской ухмылкой.

— Пожми Джоко руку, Сэмюэль.

Миллар приблизился и с видимым отвращением пожал руку Джоко.

— Сэмюэль хочет посмотреть скачки, Джоко.

Эд нажал пару кнопок, которые я ему показал.

Через несколько минут началась передача, которую отредактировала Высокая Задница.

Миллар смотрел на экран довольно равнодушно. «Что ж, — подумал я, — ему станет интересно через пару часов».

Передача кончилась. Миллар обменялся с Эдом рукопожатием, и мы направились обратно в контору.

Миллар задал всего один вопрос:

— Почему сирианцы называют своих псевдодельфинов традиционными английскими именами?

— Это старый обычай. Азартные сирианцы ничего не знали о гонках, пока земляне не научили их этой игре.

И это, мальчики и девочки, сущая правда. Если хотите кого-нибудь надуть, старательнее делайте Уроки. Любое авторитетное лицо в «Сплендиде» подтвердило бы эту информацию, вздумай он ее проверить. Поощряйте любознательность лохов. Когда их бестолковое расследование докажет правоту ваших слов, воображение довершит начатое вами.

Миллар поставил пятьдесят кредитов на Морскую Свинку и чуть не сорвал банк. Он был готов к большой афере.

Когда я на следующий день зашел за Милларом, он играл с какой-то маленькой игрушкой. Несколько проводков и стеклянные шарики — она напоминала бемианский абак. Он, казалось, с головой ушел в свои вычисления. Мне не хотелось его беспокоить. Я надеялся, что он прикидывает, сколько денег поставить, и хотел дать ему время остановиться на большой красивой цифре. Когда мне показалось, что он наконец пришел к определенному результату, я окликнул его.

Миллар поднял голову от игрушки, и на какое-то мгновение я был ошеломлен силой его взгляда. Серый свет, вырывавшийся из его глаз, не был ненавистью, или жадностью, или любой из человеческих эмоций, которые я знал. Некоторое время мне казалось, что меня затягивает в эти скважины серого света. Я просто не мог заставить себя отвести глаза. Он опустил взгляд, и я, освободившись от наваждения, раза два моргнул. Мне захотелось вновь присмотреться к этому человеку — убедиться в том, что он — тот самый слабовольный баран, которого я вознамерился кинуть. Абака больше не было видно: Миллар как-то незаметно для меня ухитрился его спрятать. Меня настораживает подобная ловкость рук. Если речь не идет о репертуаре иллюзиониста в варьете, то это может означать привычку к карманному оружию. Я взял на заметку просигнализировать Высокой Заднице, чтобы она просканировала его на предмет оружия, когда он войдет в зал. Впервые я начал сомневаться в непогрешимом чутье Высокой Задницы.

Я предложил ограничиться тремя гонками, чтобы не вызывать подозрений. Миллар может сделать небольшие ставки в двух первых заездах и проиграть, а затем, громко посетовав на то, что его отпуск заканчивается меньше чем через час, поставить всю пачку на последнюю гонку.

Монитор Джоко показал, что в первом заезде выиграет Соня Том, во втором — Сэм Шламбергер, а в третьем, ко всеобщему удивлению, — восемь к одному — Первый Пловец Уатта.

Миллар мрачно поблагодарил Джоко за шоу. Мы направились в контору.