Колесо Сансары
Шрифт:
– Это в каком таком плане – «хорошо»?
Совершенно неожиданно шеф хихикнул:
– Сенька, никакой пошлости. Развлекательные мероприятия уже составлены, осталось всего два совещания, и они отправятся обратно в свою Японию. А поскольку Маргарита Юрьевна заболела кишечным гриппом, наши товарищи остались беспризорными.
Я лишь зубами проскрипела, услышав это ужасное сокращение моего имени. Внятного ответа, почему именно мне выпало счастье стать доверенным лицом, я не получила, но дальнейшие расспросы прекратила.
–
– Да, и материалы по «Будде» забери у Аллы.
В очередной раз кивнув начальнику, я распрощалась с ним и отправилась к его помощнице.
– Вот твои бумаги, - улыбнулась она, протягивая мне несколько распечатанных листков, скрепленных между собой степлером. – Что-то еще?
– Двести грамм водки и пистолет с полной обоймой, - пробормотала я.
– Что-что?
– Ничего, спасибо. Красивая прическа у тебя, - я тепло улыбнулась, чем повергла Алку в состояние прострации, и отправилась в комнату отдыха. Сидевшие в курилке работницы, заприметив мою фигуру, быстро рассосались, вызывая ядовитую усмешку. А хорошо, однако, когда тебя не любит большинство.
Общие сведения по «Будде Инкорпорэйшн» я изучила еще несколько месяцев назад, впервые услышав о возможном слиянии с банковским гигантом – одним из самых крупных не только на Востоке, но и в мире, созданным сорок пять лет назад с целью избежать повышения инфляции в стране. С тех пор их политика мало изменилась – поглощая мелкие банки, они только набирали мощь, грозясь стать монополистами на рынке. Что было самым удивительным – даже на освоение такого маленького и незначительного на их фоне учреждения приезжали сами члены правления «Б.И. – Банка». И оттого личности представителей волновали меня больше, чем следовало.
Первой на глаза попалась фотография девушки, Каори Хасэгавы. Строгое выражение лица с минимумом косметики, собранные в «пучок» густые черные волосы. Некстати вспомнился фильм «Убить Билла» с О-Рэн Исии – люблю я этого Тарантино, что поделать. Ничего полезного в ее краткой характеристики не нашлось, ну разве что мы с ней одного возраста. Несмотря на скудность информации, даже любимое блюдо девушки написали. Задумаешься тут, что включает в себя пространное «угоди гостям».
Анкету красавчика я приберегла на сладкое, схватив личное дело Полла Хоггарта и пробежав глазами текст по диагонали. Ничего интересного.
Третьего звали Хасан Эль – Ясин. А я еще на Есению жалуюсь, здесь вообще язык сломать можно, такое ощущение, что имена им Дарья Донцова выдумывала. Сведений о нем оказалось меньше всего, - или Алка зажала ценные знания или во всемирной сети ничего на Хасана не нашлось. Сделав мысленную пометку вечером пошарить в интернете на эту тему, я с чистой совестью отправилась домой.
… Как мы оказываемся в одном номере, начисто стирается из головы. Вот я спрашиваю, как его зовут, - и в следующий момент впиваюсь зубами в жаркие пухлые губы в совершенно неконтролируемом порыве. Есть только Джамиль, даже не спросивший моего имени, и глупая, счастливая я.
Плащ, словно больная птица, взмывает вверх и тут же падает на пол. Я перешагиваю тренч, вынимаю из волос заколку-автомат с громким щелчком. Мне тесно в одежде.
Джамиль не помогает раздеваться, он инертен, передает инициативу мне. Пуговицы рубашки не поддаются непослушным рукам, хочется рвануть их, чтобы они покатились по полу, но я сдерживаюсь. Поворачиваюсь спиной, предлагая расстегнуть платье – молния на нем от затылка до поясницы. Горячие пальцы касаются шеи, мое дыхание сбивается, и тут все обретает новый ритм, скорость. Платье скользит вниз, падая к ногам, Джамиль прижимается ко мне сзади, а потом легко толкает на кровать. Я хочу перевернуться, чтобы видеть его лицо, но он не позволяет. Нагибается, шепчет что-то на ухо. Все во мне настроено на другое; я нуждаюсь в действиях, а не в разговорах. Уши – моя эрогенная зона, и от его горячего дыхания я лечу в пропасть. Не понимаю слов, не чувствую рамок. Мозг отключается, зато звериное нутро всплывает наружу.
Неистовые движения заканчиваются яркой вспышкой. Через закрытые веки я вижу свет. Темнота не полная, не черная, она соткана из тысячи разных оттенков. Они мигают, переливаются, движутся, словно я гляжу на них в микроскоп. Чем больше всматриваюсь, тем ярче оттенки. Говорят, глаз человека различает десять миллионов цветов и оттенков. Неправда, сейчас передо мной весь спектр мира, я и сама являюсь его частью, он во мне – и я в нем.
Горячее дыхание не дает прийти в себя, не дает утонуть в свете и цвете, - я снова растворяюсь, успевая прошептать «Джамиль» ...
В девять часов утра я уже успела прочитать от корки до корки два бизнес-журнала, лежавших у гендира в «предбаннике». Тяжелые часы, каждые полчаса отбивавшие глухое «бом», с каждой минутой все больше притягивали внимание.
– Ну, где они, а? – Алка напоминала волнистого попугайчика, снующего туда-сюда по клетке. – Я уже три раза позвонила водителю, а он ничего толком ответить не может! Еще раз наберу его.
К половине десятого я выпила три чашки (точнее, стаканчика) кофе из автомата и пришла к выводу, что это не только я невезучая, а весь наш банк - сборище неудачников.
– Слушай, может, ты съездишь туда, узнаешь, в чем дело? Один фиг, целый день пришлось бы мотаться с ними. Водителя я сейчас организую, иначе Толь-Славыч устроит нам инквизицию.
Смысла возражать я не видела, на время пребывания председателей «Б.И. – банка» от основной работы меня освободили, и теперь ощущение школьницы, прогуливающей уроки без зазрения совести, лишь усилилось.
Спустя десять минут я сидела в «Мерседесе» своего начальника и болтала с его племянником Сашкой, которого добрый дядя устроил на роль собственного водителя.
– Лучше бы меня отправили их возить, а то взяли на прокат тачку дорогую, а за рулем – обезьяна, а не шофер, скорости переключает, что твоя мартышка палкой – копалкой ковыряет.
– Я закатали глаза, решив, что мизантропами так просто не становятся, по крайней мере, у меня на то была явно не одна причина.
"Марриотт–отель, единственный из всех в городе удостоенный пяти звезд, находился в трех кварталах от нашего банка, оттого Санек не успел окончательно вывести меня из доброго расположения духа.