"Колхоз: Назад в СССР". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
Для председателя это был настоящий удар. Потеря потерь. Тем более, когда он примчался в райцентр, Лиходеев уже спокойно струячил в сторону Москвы со своей командой футболистов.
— Аферист! Сволочь! Скотины кусок! — Николаича просто разрывало от злости на части.
— Это что ж… — Матвей Егорыч почесал указательным пальцем одну бровь, — Не видать нам Москвы и Олимпиады, как кобелю своей задницы?
— Ага… Бог не Тимошка… — Многозначительно прокомментировала Зинаида Стефановна.
Она, в отличие от мужа, была ужасно
Пожалуй, маман тоже выглядела бы довольной, если бы не ее состояние. Поэтому с одной стороны Светланочка Сергеевна была рада, а с другой — по-прежнему хотела сдохнуть. И эта борьба двух радикально противоположных состояний весьма заметно отражалась на ее лице.
— Ну, уж нет! — Председатель резко остановился и повернулся к нам. — Хрен ему! Вот такую дулю с маслом!
Николаич сложил свои пальцы в упомянутую фигуру и показал ее нам же. Теоретически она предназначалась Лиходееву, но за неимением последнего, радость лицезреть столь выразительный жест выпала тем, кто вообще, если что, не виноват.
В общем, по итогу, было решено следующее. Председатель клялся и божился, что в Москву мы все равно попадем. Чего бы это не стоило. Еще неделя в запасе.
Я так понимаю, люди, рожденные в Зеленухах, любые превратности судьбы воспринимают, как личный вызов.
Ну, а пока Николай Николаич занялся воплощением своей угрозы, потому что формулировка "чего бы это не стоило", звучит весьма пугающе, мы со чемоданами потопали домой.
— О-о-о-о-о… А что, Олимпиада уже закончилась? Нет! Погодите… Дайте угадаю… Вас не пустили в столицу. Рожи увидели и сказали, спасибо, нам таких дураков тут не надо.
Ольга Ивановна, которая вместе с Семеном отиралась во дворе, естественно, не могла промолчать. Она тут же начала блистать своим остроумием, о чем ее, как бы, никто не просил, но когда соседку это останавливало.
Маман молча пожала плечами и потащилась в дом. Думаю, она, пользуясь случаем, решила все же отлежаться. Кстати, с кем Светланочка Сергеевна провела предыдущий день, я все равно выясню.
Дед Мотя продолжал игнорировать бабу Зину, так как, несмотря на сорвавшуюся поездку, вина ее в глазах супруга меньше не стала. Зинаида Стефановна, в свою очередь, поняв, что дальше родного села дед никуда не денется, успокоилась, махнула на него рукой и ушла к себе домой. Тем более, там без присмотра остался ненаглядный Борис.
Андрюха пытался сообразить вслух, что делать: распаковывать вещи или нет. Потому что он вообще не нанимался собирать и разбирать чемодан туда-сюда.
А я задумался вот о чем.
Как говорится, ничего не происходит просто так. Если уж отъезд откладывается, надо заняться остальными вопросами. В первую очередь, зарождающейся любовью Сереги и Аллочки. Потому что пока она, их любовь,
Я уселся на табуретку, стоявшую возле летней кухни, и начал усиленно думать.
Братец докопался в этот момент к Матвею Егорычу, требуя у того совета, как же ему, все-таки, быть с чемоданом.
— Слушай, да иди ты к черту! Одна мегера нервы с самого утра трепала. Сколопендра, чтоб ее… Теперь ты. Займись, вон, делом! Почем я знаю, разбирать тебе вещи или нет?! — Возмущался дед Мотя, отбиваясь от настойчивого Переростка.
Наверное, именно их спор натолкнул меня на очень продуктивную мысль.
Конечно! Надо чтоб Андрюха занялся чем-то полезным. А именно — помог мне свести мать и отца вместе.
— Эй, братец мой любимый. — Я махнул Переростку рукой.
Мол, иди сюда есть просто мандец, какое важное дело.
Он сразу с заметным облегчением бросил свой чемодан, причём, Матвею Егорычу на ногу. За что был моментально возведен из ранга криворукой бестолочи в звание полного дебила. А дед еще минут пять прыгал на месте, обзывая братца разными неприличными словами. Однако, в свою очередь, Матвей Егорыч тут же получил строгий выговор от маменьки. От моей, естественно.
Госпожа Милославская, привлеченная трехэтажным матом, выглянула в окно и велела Матвею Егорычу не выражаться при детях. Так как ни я, ни Андрюха на детей не тянули при всем желании, речь, похоже, шла о Семене.
Младшенький наоборот, решил, что он — достаточно взрослый парень. Поэтому с искренним, чистым, невинным выражением лица заверил маман, его подобным уже не удивишь, а затем четко, громко, как стихи на новогодней елке, повторил все слова, сказанные дедом Мотей. Во дворе повисла тяжелая пауза. Ольга Ивановна, как раз, собиравшаяся уйти к себе во двор, оглянулась на Сеньку с уважением. Она оценила исполнение в полной мере.
— Семен… — Светланочка Сергеевна, наконец, обрела дар речи. Она возмущенно погрозила сыну пальцем. — Быстро в дом! Бери книгу Льва Николаевича, например, "Войну и мир". Вон, у Виктора в серванте стит. И читай. Пока эти плохие выражения не испарятся из твоей головы. Нахватался от всяких...
Сенька, конечно, пытался объяснить Милославской, что народный фольклор — дело, в общем-то, житейское. Однако, в ответ, получил от матери обещание, если сейчас же он не пойдет и не искупит вину кровью, а именно, чтением романа Толстого, то она возьмет мыло, намылит ему рот, а потом один черт заставит читать.
Короче, пришлось Младшенькому, топать в дом. При этом он выглядел совершенно несчастным.
Сенька бросал в нашу сторону выразительные взгляды и чуть не плакал. Еще он с тоской смотрел на сарай, где стоял сельскохозяйственный инвентарь. Так понимаю, Младшенький планировал, пользуясь нашим неожиданным и вынужденным возвращением, заняться дальнейшими поисками клада.