"Колхоз: Назад в СССР". Компиляция. Книги 1-9
Шрифт:
— Ткань… — Андрюха развёл руками и испуганно посмотрел на меня. — А ткани больше нет.
— Божечки… Ну, что за молодежь нынче пошла. Посмотрите направо. Там, на веревке, весит белье. Это — Нинки из пятой квартиры. Нинка — сука. Но разве это сейчас важно? Хватайте простынь, тащите ее сюда. С Нинкой разберёмся потом.
И вот в этот момент меня все-ткки накрыло темнотой. Я отключился.
Глава 3
Стасик
— Что-то Жорик с Андрюхой задерживаются…– Протянул Матвей Егорыч, глядя задумчиво в окно, за которым уже, кстати, начало смеркаться.
Дед помолчал немного, а затем
Ремонтники, которые были такими же ремонтниками, как я — балериной, пробыли в кабинете директора почти час. Нет, как минимум, один из троих точно разбирается во всей этой херне. Короткое замыкание и так далее. Может, даже настоящий электрик имеется в их компании. Хрен его знает. Они же должны исправить то, что сами сделали. А в этом уверен на сто процентов. Неполадки, которые возникли, дело их же рук. Нужна была причина, чтоб явиться в гастроном, получить доступ к кабинету Соколова. Да еще на вполне законных основаниях ковыряться в этом кабинете там, где им требуется.
Уверен, они и про отсутствие директора знали. Специально рассчитали время так, чтоб его не было. Посторонние глаза, тем более глаза Соколова, им ни к чему. Так еще в кабинете этих товарищей спокойно оставили одних. Они проверяли проводку, что-то чинили. Короче, изображали активную деятельность. Самое интересное, их пустили безоговорочно. Никто не стал уточнять или выяснять, откуда пришли эти парни. Что за времена, блин. Вот правда говорят, простота хуже воровства. Тут даже не простота. Детская наивность.
— Михалыч, а что у товарищей-электриков, которые пришли с коротким замыканием разбираться, документы не проверит никто? Все-таки в кабинете начальства ковыряются. Вдруг они и не ремонтники вообще.
— Ты чего, Стас… — Михалыч хохотнул и хлопнул меня по плечу. — Они же сказали, их прислали решить проблему. Чего проверять-то?
— Мммм… Ну если сказали, то, конечно, да… — Я понял, никого эта ситуация не напрягла. Вообще. Удивительная беспечность.
И еще… Тот тип, который смотрел мне в глаза на входе, и на которого пялился я… Мы пересеклись несколько раз в подсобных помещениях. Он то ходил руки мыть. То туалет искал. То еще какую-то херню спрашивал у девчонок. Вот когда сталкивались лоб в лоб, он снова смотрел прямо мне в лицо. И взгляд такой был… Типа, я знаю, что ты знаешь, кто я. Но имей в виду, я тоже знаю то, кем являешься ты.
Хотя, может, это уже паранойя начала в моей башке прогрессировать. Не удивлюсь. Но после рассказа Михалыча и удивительного совпадения с этой долбанной стрекозой, меня мучали очень нехорошие подозрения и предчувствия. Прям был уверен, брошь, которую прятал Милославский, скорее всего, либо связана с ограблениями, либо является той самой, украденной. Почему такие мысли? Да потому что у нас с Мажором просто ничего не бывает. Если жопа, то полная. Если дерьмо, то греби обеими руками. Если на всю Москву было две стрекозы, которые украли, то наша стрекоза точно одна из них. Короче, хорошего можно не ждать, это факт.
Зато, как назло, Михалыч снова начал рассказывать мне о Соколове. А вернее, о его героическом прошлом. Я вообще пришел к выводу, что персонал директора очень уважал. Можно сказать, любил. Это вызывало у меня ощущение диссонанса. Просто ситуация непривычная. В моей прошлой жизни ни разу такого не видел. Руководители всегда были кончеными. А даже если не были, то подчиненные все равно их такими считали. Потому что главная заповедь современности — хороший директор это не есть хороший человек. А хороший человек никогда не станет хорошим директором. И тут вдруг Соколов. Которые заботился о своем персонале. Помогал им. Причем, помогал реальными вещами. Давал премии, устраивал на учебу, решал проблемы с жильём.
Комк того, оказалось, что прошлое Юрия Константиновича и правда героическое. Когда фашисты напали на СССР, ему было всего восемнадцать лет. Восемнадцать! На фронт он ушёл в первые дни. Сам. Как делали многие пацаны в то время. Дослужился до звания младшего лейтенанта, был командиром взвода.
В 1945 году его наградили орденом Красной Звезды за то, что в бою за какой-то город он положил тридцать фашистов. Потом еще была награда. За то, что в битве за другой город, командуя батареей пушек, уничтожил два станковых пулемёта, пушку и шестьдесят фашистов. Получил также награду «За победу над Германией» в октябре 1945-го. Обо всем этом грузчик рассказывал мне с гордостью. Будто речь идет ее о директоре, а о его родственнике.
Вот совсем Михалыч такими беседами не облегчал мою задачу. Наоборот. К этому Соколову я проникался все больше симпатией. А человек, который пошел войну и отличился таким образом, для меня вообще был кем-то на уровне супергероя. Впрочем, как и все, кто воевал против врага.
Это, кстати, бате надо сказать спасибо. Он с детства вдалбливал эту мысль. Ветераны — наше все. Только благодаря им мы вкусно жрём, хорошо живем, шляемся по магазинам с банковскими картами и отдыхаем на курортах. Потому что они своей кровью добыли нам эту свободу. У отца реально такое мнение было на уровне идеологии. Он, может, и не во всем хороший человек, однако, тему Великой Отечественной считал чем-то святым и неприкосновенным. Не дай бог при бате какому-нибудь малолетке что-то ляпнуть в сторону ветерана. Хана. Забрало падало в момент. Ну, вот и я вырос с такими же мыслями. А тут, выходит, лично, сам, учавствую в грязной возне, которую вокруг такого вот человека затеяли. Вокруг человека, который воевал и в войну отличился.
Короче, не думал даже, что у меня имеется такая говорливая совесть. А она оказалась очень говорливой. Зудела в ухо, Стас, так нельзя. Стас, это неправильно. Стас, он не преступник. Просто мандец какой-то. У меня реально началось самое настоящее раздвоение личности. А в моем случае, выходит даже настроение. Если считать настоящего Соколова, который сейчас где-то в дальних углах сознания прячется.
Ну, и что в итоге? Через час после ухода «электриков» вернулся Юрий Викторович. Он сразу позвал меня в кабинет. Рабочий день подходил к концу и, видимо, директор хотел высказаться по поводу моей персоны.
— Ну, что, тезка… Все хорошо.
Директор махнул мне рукой, приглашая подойти ближе к столу.
— Спросил персонал. Все в голос говорят, ты молодец. Работаешь на совесть. Так что, завтра давай, будем оформляться официально. И вот…
Соколов подвинул в мою сторону конверт.
— Возьми аванс. Только после армии ты. Так ведь? Тебе сейчас поддержка не помешает.
Я посмотрел на директора, потом на конверт. У меня вообще на уровне рефлексов особое отношение к конвертам. Раньше я их страсть, как любил. А потом, когда вернулся из своего первого путешествия в тело призывника Соколова, они меня раздражать стали.