Коллапс. Случайное падение Берлинской стены
Шрифт:
Хотя условия, сложившиеся в 1989 году в разделенной Германии, уникальны, значение этих людей и их опыта не ограничивается только временем и местом. Несмотря на то, что моя книга сфокусирована на специфической истории, случившейся с отдельно взятой диктатурой, в ней можно прочесть и вдохновляющий рассказ о крайне редком и радостном событии: о том, как граждане мирным путем победили построенный на насилии режим. Особенно поразительно то, что этот мирный процесс достиг своей кульминации в Берлине – городе, пропитанном милитаризмом, от которого мир претерпел столько страданий.
Двенадцать человек, представленных на страницах книги, по-разному пережили 1989 год, но все они представляют собой репрезентативные примеры диссидентов, чиновников и хроникеров в период успешной революции. Их истории показывают, что легко пройти через такой бурный период, как тот, что они пережили вместе, невозможно. Оппозиционное движение в ГДР, в частности, было небольшим, раздробленным и склонным к междоусобицам. Человеческие слабости
Таким образом, изучение истории подъема мирной революции, краха восточногерманского режима и падения Берлинской стены означает изучение чего-то большего, чем отдельно взятая страна или событие. Оно включает понимание масштабных задач, которые неотъемлемо связаны со свержением диктаторов ненасильственным путем. Эта книга показывает, как много обстоятельств должно совпасть – а их очень много, – чтобы был достигнут успех. Изучая, как разворачивались события в Восточной Германии в 1989 году, мы можем понять, как и почему подчиненные диктаторов вопреки имеющимся инструкциям решают нарушить приказы и не прибегают к насилию против мирных демонстрантов или как и почему угнетаемые в момент кризиса решают довериться незнакомцам, тем самым формируя крупные и устойчивые протестные сообщества. Последний пункт особенно важен и удивителен. Как мы убедимся, представители верхушки диктатуры, работавшие вместе десятилетиями, совершенно не доверяли друг другу, тогда как лидеры диссидентов в группах, напичканных шпионами тайной полиции, проявляли поразительную открытость и доверие к чужакам, готовым помочь.
В этой истории мы также сможем узнать цену тех триумфалистских заявлений о событиях в разделенном Берлине 1989 года, которые делались людьми со стороны. В США падение Стены дало импульс неудачному слогану «От Берлина до Багдада». Иначе говоря, коллапс способствовал тому ошибочному мнению, что Вашингтон единолично стоит за крахом восточногерманской диктатуры и что США способны повторить этот успех небольшой ценой в других точках земного шара. Конечно, западные страны и их свободы сыграли важную роль в мотивации участников событий 1989 года, но история, которая рассказывается здесь, демонстрирует необходимость более детального понимания роли случая, непредвиденных обстоятельств и, самое важное, позиции действующих лиц внутри страны.
Суммируя вышесказанное: нам стоит внимательно рассмотреть подробности того, как открылась граница 9 ноября 1989 года, поскольку эти детали дополняют более общие и важные исторические уроки. Та ночь олицетворила момент победы мирного движения гражданского сопротивления над диктаторским режимом. Подобные мирные успехи достигаются крайне редко; еще реже от них остается столько замечательных свидетельств и очевидцев. Вглядываясь в документы, слушая свидетелей и изучая историю (то, как она в действительности происходила, а не наши предположения), мы проникаемся уважением и пониманием к людям, которые пытаются содействовать мирным переменам, невзирая на репрессии диктатуры и слабые шансы на успех, а также к тому, как люди извне могут действительно поспособствовать распространению их достижений, а не просто считать, что они и так уже всем помогли. Можно выразиться и менее деликатно: не было никакой предопределенности в том, что Брокау стал рассказывать хорошие новости со своего насеста перед охраняемой границей в ночь на 10 ноября. История Берлина XX века знала предостаточно кровопролитий. События конца 1980-х и правда внушили берлинцам, жившим за Стеной, вдохновение, необходимое, чтобы бросить вызов репрессивной системе, – об этом же говорят и выводы Токвиля. Но труды Токвиля также предполагают, что, восстав, жители Восточной Германии должны были отвергнуть законы и границы режима, прибегнув при этом к насилию. Как и почему этого насилия не случилось – вот что делает историю открытия Берлинской стены одновременно и уникальной, и повсеместно значимой [9] .
9
Чтобы в доступной форме рассказать эту историю и многочисленные свидетельства, на которых она строится, книга поделена на несколько частей – кругов, каждый из которых меньше предыдущего. Самый большой внешний круг – это широкий контекст мировой истории XX века. Внутри него расположен следующий концентрический круг противостояния холодной войны в Европе, а в нем – круг борьбы за контроль над восточногерманским регионом Саксония. Затем история сужается еще сильнее, до улиц Восточного Берлина и, наконец, до самой Берлинской стены.
Часть I
Борьба
Глава 1
Жестокий статус-кво
Звуки выстрелов разлетались далеко. Особенно ночью, когда все затихало, особенно зимой, когда деревья стояли без листьев и не могли их приглушить. В такие моменты жители разделенного Берлина могли слышать их за милю или даже дальше от того места у Стены, где стреляли. Выстрелы случались не каждую неделю и даже не каждый месяц, но к 1989 году они успели стать регулярным и узнаваемым явлением. Все понимали, что означает этот шум. На Западе он вызывал беспокойство и отвращение. На Востоке он вызывал страх.
Карин Геффрой – разведенная мать двоих сыновей – жила в Йоханнистале, районе Восточного Берлина, через Стену от западноберлинского района Нойкёльн. Всякий раз, проснувшись из-за выстрелов, она думала об одном и том же. Кто-то, обычно молодой мужчина, попытался бежать из ГДР через Стену, и кто-то, обычно его родители, вскоре узнает ужасные новости. Может быть, их сын попадет в тюрьму за попытку побега, может быть, его изобьют, а может – и того хуже. Обычно, услышав шум, Геффрой не могла снова уснуть. Она включала радио и слушала станции Западного Берлина, так как они всегда пытались рассказать о случившейся стрельбе как можно больше. Иногда остаток ночи она воображала, каково это было бы – узнать подобные новости об одном из ее сыновей.
Опыт Геффрой раскрывает истину о государстве, в котором она жила, – истину, которая не изменилась в 1989 году, несмотря на все реформы Горбачева: авторитет властей Восточной Германии все еще опирался на их способность контролировать передвижение своих граждан. Контроль, в свою очередь, держался на применении силы. Конечно, он часто принимал и более сложные или скрытые формы, приводя к приспособленчеству, пособничеству и соучастию жителей Восточной Германии. Населению ГДР приходилось адаптироваться к диктатуре и, несмотря на это, пытаться сделать свою жизнь как можно более комфортной. Когда Крис – младший сын Карин – потребовал от матери, чтобы они попытались перебраться на Запад, та ответила, что ей слишком страшно начинать все сначала на новом месте и что она привыкла к тому, что у нее есть. У нее были квартира и работа, а на остальное можно было закрыть глаза. Крис пришел в ярость: «Этого мало для настоящей жизни. Всегда можно начать сначала!» Он отметил, не в первый и не в последний раз, как сильно ему хотелось бы увидеть остальной мир, особенно США.
Ответ его матери можно понять, ведь те политические силы, что разделили Германию, в конечном счете были неподконтрольны жителям ГДР – и даже руководству страны. Раздел был следствием того, как закончилась Вторая мировая война, и сложившегося после нее противостояния между военным союзом во главе с США (Организацией Североатлантического договора – НАТО) и советским альянсом – Организацией Варшавского договора. Концептуально раздел Германии выражал давнее историческое соперничество между коммунистическим и демократическим взглядом на организацию современных обществ. Весь XX век испещрен следами конфронтации между этими двумя идеологиями. Противостояние приводило как западных, так и коммунистических лидеров по всему миру к империалистическим повадкам – несмотря на то что они их осуждали. Находясь, в сущности, в прифронтовом государстве обширной Советской империи, жители Восточной Германии, такие как Геффрой, остро ощущали на себе последствия конфликта. Правящий режим их страны верил, что ему необходимо не только защищаться от врагов соцлагеря, но и удерживать своих граждан внутри границ. Отсюда колючая проволока и звуки стрельбы по ночам.
Разделение побежденной Германии после Второй мировой войны, как и дробление Берлина, изначально не должны были длиться десятилетиями. Напротив, это были экстренные меры в ответ на хаос, воцарившийся в послевоенной Германии. Здания лежали в руинах, свирепствовал голод. Разделение было нужно для временного распределения задач, связанных с оккупацией разрушенной страны и столицы, между четырьмя главными странами-победителями – Великобританией, Францией, Соединенными Штатами Америки и Советским Союзом – до мирной конференции, которая позже могла бы ввести постоянные правила. Однако трения между сверхдержавами сделали проведение конференции невозможным. Шли бесконечные споры о самых разных аспектах оккупации. Упомянем один пример: советские оккупационные войска массово насиловали женщин, и западные союзники едва ли могли остановить их, не применяя силы [10] .
10
Воспоминания об этих событиях, написанные от первого лица, можно прочитать в A Woman in Berlin, trans. Philip Boehm (New York: Metropolitan Books, 2005). О советской оккупации смотрите Norman Naimark, The Russians in Germany: A History of the Soviet Zone of Occupation, 1945–1949 (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1995).