Коллекционер
Шрифт:
– Не могу. У меня не будет времени найти замену или договориться с клиентами. Они на меня рассчитывают. Ну и…
Она принялась разбивать яйца в миску.
– …откуда азиатке узнать, где я?
– У тебя есть сайт.
– Там указано только, когда я занята – не где. Я не выдаю информацию о клиентах. У нее нет причин искать меня в Тюдор-сити.
– Возможно, и нет, но если что-то случится, отсюда это весьма далеко.
Она добавила в яйца сыр, немного соли и перца.
– Ты все время стремишься позаботиться обо мне, но не забывай,
Прежде чем вылить яйца на сковороду, она растопила в ней кусочек масла.
– Хочешь тост к яичнице? У тебя есть хлеб?
Он, задумавшись о ее словах, взял хлеб, сунул пару ломтиков в тостер.
– Сколько времени тебе требуется, чтобы закончить на сегодня работу?
– Если смогу написать следующую сцену, где Кейли находит изуродованное тело Джастина, буду собой гордиться. Она уже сложилась у меня в голове. Так что еще пара часов – и можно отдохнуть.
– Тогда у тебя будет еще пара часов, чтобы снова мне позировать. Все получится.
Он допил кофе и тут же приготовил вторую порцию, затем вынул две тарелки, вытащил тосты и уронил по ломтику на каждую.
– Согласна, Лайла?
– Не вижу, почему нет?
Она разделила яичницу, разложила по тарелкам, протянула одну ему.
– Посмотрим, как пойдет сцена.
– Резонно.
Проснувшись – в нескольких кварталах от дома Аша, – Джули почувствовала себя восхитительно отдохнувшей. Она вздохнула и потянулась. На секунду ее настроение слегка упало, когда она увидела, что Люка нет рядом. Но она быстро вспомнила, что он управляет пекарней. И предупредил, что встать ему нужно в начале пятого.
Прошли те дни, когда она считала, что пять утра – это нормальное время, чтобы лечь спать после вечеринки, но уж точно еще не считала это нормальным, чтобы подняться с постели и начать бодрствовать.
Однако ленивый утренний секс им бы не помешал. Особенно если сопроводить его завтраком, где она могла бы блеснуть и кулинарным искусством. Оно у нее ограниченное, да, но она делает потрясающие французские тосты.
Поймав себя на том, что мечтает о ленивом утреннем сексе и долгих ночах, она взяла себя в руки. Эти дни в прошлом, напомнила она себе, как и ночные вечеринки.
И это был просто секс. Классный секс между двумя людьми, когда-то связанными узами брака, но всего лишь секс.
Нет смысла все усложнять, бубнила она под нос, вставая и разыскивая халат, отброшенный неизвестно куда ночью и оказавшийся на абажуре настольной лампы. Они оба взрослые, взрослые, которые могут относиться к сексу, неважно, одноразовому или длительному, как разумные, здравомыслящие люди.
А больше ни о чем не стоит загадывать.
И теперь, как разумный, здравомыслящий взрослый человек, она выпьет кофе, съест бейгл или йогурт, потому что не помнила, чтобы покупала бейглы, и приготовится к работе.
Напевая привязавшуюся песенку, она вышла на кухню…
На стойке, на самой красивой ее тарелке сидел большой золотистый маффин, поблескивая сахарной крошкой, прикрытый большой стеклянной миской, как куполом.
Она медленно и осторожно подняла миску. Наклонилась. Понюхала.
Голубика. Он нашел купленную ею накануне голубику и испек маффин. Она не удержалась и – пусть это граничило со святотатством – отломила кусочек верхушки. Попробовала.
Умопомрачительный вкус – как и вид.
Он испек ей маффин. Считай, из ничего.
Что же это означает? Благодарность за действительно хороший секс? Или начало новых отношений? Означает ли это…
Откуда, черт возьми, ей знать, что это означает? Никто, кроме бабушки, не пек ей маффинов. И он заморочил ей голову, прежде чем ей удалось прояснить мозг чашкой кофе.
Она отломила еще кусочек и, пока ела, размышляла над случившимся.
Люк в подвале пекарни вымешивал тесто. У него была тестомеска, которая вполне могла сократить процесс. Но он, когда мог, старался делать это руками.
Это давало ему время подумать… или ни о чем не думать, отдавшись ритму движений, ощущая текстуру теста. Сегодня первые утренние партии были вымешены, дважды поднялись и уже пеклись в кирпичной печи.
Но нужна еще одна партия хлеба по требованию клиента.
Он и его пекарь приготовили маффины, булочки, венский хлеб, пончики и бейглы для ранних посетителей и принялись за печенье, пироги, лепешки и корзиночки.
Как только тесто поднимется, он сможет передохнуть.
Люк взглянул на часы, стоящие на стальной полке у дальней стены. Почти восемь. Джули, наверное, встала.
Пришелся ли ей по душе маффин? Она всегда любила голубику.
И темный шоколад.
Боже, как ему ее не хватает! Куда больше, чем он позволял себе признавать. Он тосковал по ее лицу, звуку голоса, ощущениям, какие она в нем вызывала.
После Джули он и близко не подходил к рыжим. Высоким рыжеволосым девицам с шикарными фигурами и смелыми голубыми глазами. Много месяцев, может быть, лет после развода с Джули бывали моменты, когда он томился по ней. Когда видел что-то, что смешило его, пока он продирался сквозь ад юридического факультета. Даже в тот день, когда он открыл «Бейкерз Дазн», он все равно думал о ней, желал показать, что нашел свой путь, чего-то достиг.
Каждая женщина, проходившая через его жизнь после Джули, делала именно это. Проходила. Увлечения, интрижки, все временное, и неважно, что он так хотел чего-то прочного и реального. Она всегда была там, в глубине сознания. В центре сердца.
Теперь нужно придумать, как осторожно вернуть ее в его жизнь и удержать там.
– Почти готово! Еще пять минут! – крикнул он, услышав, как кто-то спускается сверху по лестнице.
– Мне разрешили прийти сюда. То есть она разрешила, с фиолетовыми волосами, – поправилась Джули, когда он поднял голову.