Коллекционер
Шрифт:
– Знай я, что это случится, все равно подошла бы к тебе.
– Но ты не беспечна!
– Некоторые вещи стоят риска. Не знаю, что должно случиться в следующей главе, Аш, поэтому буду продолжать идти вперед, пока не обнаружу.
– Я тоже.
Он думал о ней. Только о ней.
– Меняю Бруклин на Италию. Позволь мне позаботиться о деталях, и я раздобуду все контакты и связи в Бостоне. А остальное будем принимать по мере поступления.
– Превосходно. Готова позировать мне?
– Поэтому я здесь.
– Тогда начнем.
Она подошла к дивану, подняла песика.
– Он идет со мной.
– После того что произошло сегодня, не стану спорить.
Он выбросил из головы все проблемы, пока рисовал. Она видела это. Он был целиком сосредоточен на работе. Очередной мазок, наклон головы, решительно расставленные ноги. В какой-то момент он сунул кисть в зубы, взял другую и стал смешивать краски на палитре.
Она хотела спросить, откуда он знает, какую кисть взять, какой оттенок добавить. Это заученная техника, или все идет от интуиции? Просто глубинное знание?
Но она подумала, что, когда человек выглядит таким целеустремленным, когда всматривается в нее, словно видит каждую тайну, которую она хранит, хранила или будет хранить, молчание служит им хорошую службу.
И он едва обмолвился словом, пока гремела музыка, и его рука летала над холстом или целилась в рисунок, поправляя очередную деталь.
Пока что этот зеленый лазер его глаз целиком сосредоточился на холсте. Она подумала, что он забыл о ее присутствии. Всего лишь образ, который нужно создать. Всего лишь цвета, текстура, форма.
Потом он снова устремил на нее взгляд и смотрел, смотрел, так, что она готова была поклясться, что дыхание просто покинуло ее тело. Один жаркий, пульсирующий момент, прежде чем он снова уставился на холст.
Эмоционально он словно летит с русских горок. Ей пришлось напомнить себе, что она любит быструю, буйную езду, но человек, способный, не произнося ни слова, не касаясь ее, лишить способности дышать, обладает грозной силой. Знал ли он, что делает с ней? Как колотится ее сердце в груди? Как натянуты нервы?
Теперь они стали любовниками, и секс ей всегда нравился. Но эмоциональный водоворот был новым, пьянящим и немного лишал равновесия.
Когда ее руки стали дрожать, проснулся Эрл Грей и с лаем подбежал к ней.
– Не смей! – рявкнул он, когда она попыталась опустить руки.
– Аш, каждая моя рука весит тонну, а собака просит, чтобы ее вывели.
– Продержись еще минуту. Всего минуту.
Пес подвывал, руки тряслись. Его кисть наносила медленные длинные мазки.
– О’кей. Ладно.
Отступив, он сузил глаза и, сведя брови, стал рассматривать результат работы.
Лайла подхватила песика, потерла плечи – они нестерпимо ныли.
– Можно посмотреть?
– Твой портрет.
Пожав
Он сумел поймать очертания ее тела. Длинное развевающееся платье. Кокетливые извивы нижней юбки. Она видела штрихи там, где будут ее руки, ее лицо, но пока еще ничего определенного не проступало. Только линии, углы, обнаженная нога, пальцы едва касаются земли.
– Эта женщина может быть кем угодно.
– Только тобой.
– Цыганка без головы.
– Дойдем и до головы.
Он частично успел прописать фон: оранжевые с золотом костры, клубы дыма, кусочек усеянного звездами неба. Для этого она ему не нужна.
– Почему ты еще не написал лица?
– Твоего лица, – поправил он. – Потому что это самое важное. Линии тела, цвета, изгиб рук – все это важно. Все о чем-то говорит. Но твое лицо скажет все.
– Что именно?
– Мы узнаем. Можешь переодеваться и взять какую-нибудь блузку из гардеробной. Я выведу пса. Мне нужно кое-что сделать, потом поедем к тебе. Я останусь на ночь.
– Вот так и останешься?
Легкое раздражение пробежало по ее лицу.
– Мы уже прошли эту точку, Лайла. Если хочешь отступить, попроси меня спать в одной из гостевых спален. Я этого не сделаю, я соблазню тебя, но попросить можешь.
Поскольку она не могла решить, возбуждает ли его деловой тон или раздражает, она промолчала и направилась в гардеробную.
Перебрала варианты, остановилась на зеленом топе. И стала рассматривать свое лицо.
О чем оно говорит ему? Ждал ли он ее появления в своей жизни? Жаль, что пока он не написал ее лица, иначе она бы знала, что он видит, когда смотрит на нее.
Как она может успокоиться, принять все, что с ней происходит, не найдя ответов?
Она сняла яркий макияж, гадая, зачем брала на себя столько труда, если лицо оставалось белым пятном? Возможно, у него была своя причина, по которой она должна быть полностью в образе.
Соблазнение? Нет, она не хочет, чтобы ее соблазняли. Это предполагало неравновесие сил, что-то вроде необходимости отдаваться против воли. Но он был прав. Они перешли эту границу, и оба знали, что она хочет, чтобы он оставался с ней. Был с ней.
Да, все это позирование выбивало ее из колеи. Но лучше не обращать на это внимания. Поскольку есть слишком много более важных вещей, выбивающих ее из колеи.
Кровь на испорченной блузке служила суровым напоминанием. Изучая пятно, она снова и снова перебирала в памяти подробности нападения. Нужно признать, что стоило держаться настороже, уделять больше внимания окружающему. И тогда ее бы не застали врасплох. И блузка не была бы испорчена. И повязки на боку не было бы. Она могла бы исправить это, и исправит. И все же она чувствовала, что выиграла эту маленькую битву.