Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е
Шрифт:
— Сам стряпаешь? — крикнул вдогонку Адамчик.
Мальчик остановился и объяснил:
— Мы стряпаем по очереди: неделю папа, потом мама, потом я. До свидания.
Мальчик улыбнулся и махнул рукой.
— Ничего не понимаю… — сказал Адамчик, размахивая резной тростью.
— Эй, стой!
От калитки бежал Генка. Он запыхался. Уши таинственно дрожали.
— Слушай, — сказал он, — продай пистолет. Ведьму нашу на работе хочу напугать.
— А зачем? — спросил Адамчик.
— Ну, ведьма, — объяснил Генка. — Надо ее
— На пистолет, — сказал Адамчик, размахивая тросточкой.
— За сколько? — спросил Генка.
— Ни за сколько, — объяснил Адамчик. — За так. В знак… знакомства. А теперь до свидания. Стекла только не бей… без меня.
— Стой! — крикнул Генка. — Купи портсигар!
Адамчик надвинул Генке на лоб иностранную кепку:
— Эх ты, уши…
7
После восьми вечера по улице Дзержинского ходят девочки. Прозрачными стайками перелетают с тротуара на тротуар и весело пищат. Адамчик притаился в проезде у фабрики.
Девочки вылетали на свет, останавливались, шептались, осторожно поглядывали в темноту, делали глазки — кокетничали сами с собой.
Адамчик думал, что с ним, и поправлял шарф. Потом догадался, что стоит в тени, вышел под фонарь. Девочки перестали останавливаться. Они проносились мимо молча и только потом немного смеялись, а иногда и оглядывались.
Адамчик поправлял шарф. Девочки убегали.
Наконец две девочки остановились рядом с ним и стали по очереди завязывать шнурки. Одна загораживала от прохожих другую. Одна была беленькая, другая — рыженькая. У одной была синяя вязаная шапочка, у другой — красная.
Адамчик помахал рукой. Девочки хихикнули.
Когда он поравнялся с ними, девочки подняли головы и внимательно посмотрели ему в глаза. Он остановился, а девочки медленно прошли вперед, так медленно, что Адамчик двинулся следом.
Девочки шли быстрее, Адамчик разгонялся. В глазах мелькали шапочки. Девочки останавливались в тени, и Адамчик проскакивал вперед. Девочки смеялись и догоняли его. Шли сзади. Ему казалось, что они дышат и шепчутся под ухом. Оглядывался. Девочек не было. Впереди раздавался смех. У него кружилась голова. Он хотел догнать шапочки и стукнуть. Нет, даже не стукнуть. В ушах рассыпался смех.
Сворачивая во двор, девочки помахали Адамчику. Он долго еще стоял во дворе, но смеха больше не слышал.
Тогда он вышел и стал читать газету. В глазах прыгали жирные черные слова: «тунеядцев-паразитов», «арестованы».
На улице стало очень плохо, но Адамчик не знал, куда пойти. Хотелось кого-нибудь стукнуть — просто так, ни за что.
— Газетку читаешь?
Адамчик оглянулся. Лучший обойщик Юрка, взрослый и красивый, приятно улыбался.
— Плохое настроение, малыш?
Адамчик кивнул.
— А у меня хорошее, — похвастался Юрка. — У меня всегда хорошее, правда? Пойдем к Яше,
— Да не хочу! — сказал Адамчик, но Юрка взял его под руку и повел.
— Ты не читай газеты, — говорил по дороге Юрка. — Я так совсем не читаю, чтобы настроение не портить. Вечно кого-то ругают. Читаешь — будто сам виноват.
— Новенький, — сказал Яша, наливая в стаканы портвейн. — Первый раз вижу.
— Это наш, — объяснил Юрка, — Адамчик.
— Ну, что ж, доброго пути! — сказал Яша, подвигая стаканы. — Будем встречаться лет двадцать, если не случится войны.
Адамчик выпил портвейн и поморщился.
— Не нравится? — спросил Юрка.
— Не люблю, — признался Адамчик.
— А я люблю, — сказал Юрка, поглаживая горло. — Что у тебя такая кислая морда?
— Не знаю… — сказал Адамчик.
— Наверно, от природы. Все люди от природы или веселые, как я, или кислые. Хоть на улице посмотри. Одни идут улыбаются, другие чуть не ревут.
Юрка заказал еще стакан и выпил, глядя на Адамчика.
— Везет мне, малыш, — весело сказал он. — Уж так везет, только не умею пользоваться. В тот месяц двенадцать матрасов поднял, по три часа работы. Посчитай сколько, если по восемьдесят.
— Девятьсот шестьдесят! — сообщил Адамчик.
— Вот именно! И работы такой — сколько хочешь!
— Халтура… — мрачно сказал Адамчик.
— Ну, я не брезгую. И девки меня любят. На той неделе пять адресов записал, сейчас к одной пойду.
— Беленькая? — спросил Адамчик.
— Наоборот, черненькая. А ты беленьких любишь?
— Не знаю, — сказал Адамчик. — Никаких…
— Так и знал, что кислятина, — сказал Юрка. — Ну, ладно, пока молодой, дело поправимое. Давай руку.
Он обхватил запястье Адамчика пальцами, нащупал пульс и объяснил:
— У меня импульсы. Сам Куни сказал. Я ему матрас поднимал. Вот сейчас скажу, что ты думаешь… Так, погоди, что-то не улавливаю…
— А я не думаю, — сказал Адамчик.
— Так ты давай думай, а то не получится! — Юрка крепче сжал Адамчику запястье и наклонился, будто прислушиваясь.
— Не получается, — вяло сказал Адамчик. — Ты другое обещал.
— А, развеселить! Ну, давай. Смотри мне в глаза!
Адамчик смотрел на хитрые Юркины глаза, на лоб с залысинами, на сочные губы. Захотелось стукнуть, как на улице.
— Ну, чувствуешь что-нибудь? — спросил Юрка. — Да смотри мне в глаза! Улыбайся. Ну, чувствуешь?
— Ничего не чувствую, — сказал Адамчик. — Пусти.
8
Адамчик молчал. Кричала с дальнего конца конвейера тетя Вера, но он все равно молчал. Пружины качались, немо разевали рты. Низенькие, высокие, кривые, прямые пружины уползали в красных вспышках сигнальной лампы, и Адамчик набрасывался на следующие.
— Осадка! Ромка! С ума спятил! — надрывалась тетя Вера.