Колокол и держава
Шрифт:
Марфа на мгновение умолкла, переводя дух. Воспользовавшись паузой, тотчас выкатился вперед московский наместник, разразившись потоком бранных слов. Попрекнул Марфу богатством, про которое она печется, прикрываясь ложными словесами.
Величавым жестом Марфа прервала наместника:
– Правду сказал московский боярин! – объявила она. – Богата я несметно – и земли у меня вдоволь, и злата-серебра хватает. Но вот что я вам скажу перед Богом и Святой Софией! Коли надо будет, все отдам за новгородскую волю!
Переждав одобрительный гул, продолжала:
– Да только не обо мне нынче речь. Прельщает нас московский государь
Возмущенный гул прокатился над толпой.
– Или, может, я снова лгу? – требовательно вопросила Марфа. – Отвечай, наместник! Звал московский государь Псков идти войной на Новгород или нет?
– Пусть скажет!!! – рокотом пронеслось в толпе.
Бледный наместник широко перекрестился и объявил:
– Не было такого!
Марфа только и ждала такого ответа. Выхватила из рукава шубы грамоту и громко прочла:
– «А ежели не добьет мне челом Великий Новгород, тогда бы моя вотчина Псков послужил бы мне на Великий Новгород».
Мертвая тишина повисла над площадью. А потом негодующий рев тысячи глоток пронесся над Ярославовым двором, поднял тучи галок над стоящими кустом церквями, перелетел через заснеженный Волхов и, отразившись от стен Детинца, вернулся назад.
Перетрусивший наместник спешно покидал площадь, провожаемый матерной бранью и мерзлыми конскими яблоками. А толпа все ревела, не желая расходиться.
– Не хотим за великого князя Московского, ни зватися отчиной его. Вольные мы люди Великий Новгород!
…Вечером в доме Борецких снова собрался ближний круг. Бояре славословили Марфу. В городе только и разговоров про то, как она разделалась с московским наместником.
– Погодите радоваться, – отмахнулась Марфа. – Аль не видите: война на пороге! И в одиночку нам против Москвы не устоять. Пора засылать послов к королю Казимиру.
В горнице повисла тишина. Бояре переглянулись, вдруг осознав неотвратимость рокового выбора: покориться Москве или вступить в союз с Литвой? И хоть не раз звал Новгород на службу литовских князей, но союз с королем-католиком против православного государя – это совсем другая статья! И как поведет себя архиепископ Феофил, который должен будет утвердить договор? А главное, как заставить проголосовать за союз с Литвой вече? Сторонников Москвы в Новгороде немало, значит, не миновать большой драки.
Но у Марфы на все был готов ответ. Надо так составить договор, чтобы православная вера оставалась нерушима, чтобы Казимир в новгородские дела не мешался, а только помог установить мир с Москвой. Владыку найдем способ уговорить, а не захочет, выберем другого. Что до московских прихвостней, то надо пугнуть их как следует!
Добавила с иронией:
– Пускай мой сынок Федор наймет своих кулачников да шильников. На это у него ума хватит!
За разговором кто-то вдруг вспомнил:
– А отчего это князя Михайлу Олельковича нигде не слыхать? Мы за какие доблести ему жалованье платим?
Глава 6. Страсти накаляются
1
Зима выдалась вьюжная. Разбойный ветер-шелоник, разгоняясь над ледяной пустыней Ильменя, завалил Городище сугробами по самые окна. Выходя помочиться с высокого крыльца, князь Михаил Олелькович глядел на ныряющую в серых тучах мутно-желтую луну, слушал тоскливый вой волков и проклинал
В канун Рождества пришла из Киева печальная весть о кончине старшего брата – киевского наместника Семена Олельковича. И это были еще не все дурные новости. Как и предсказывал покойный брат, на освободившийся киевский стол король Казимир поставил своего клеврета Мартина Гаштольда. Верные Олельковичам киевляне не пустили того в город, и Гаштольду пришлось просить у короля войско. В отместку за непокорность Казимир упразднил Киевское княжество, объявив его воеводством, а воеводой назначил все того же Мартина Гаштольда. Горожане негодуют, но сделать ничего не могут.
– Эх, меня не было! – ярился Михаил, слушая рассказ купцов.
Сгоряча хотел немедленно возвращаться, чтобы силой восстановить свои права. Но, чуть успокоившись, понял: поздно! Караван был в пути три седмицы. Столько же уйдет на то, чтобы добраться до Киева. За это время Гаштольд успеет подготовиться к обороне, значит, наскоком взять город не удастся. И снова, в который раз, князь Михаил пожалел, что принял приглашение новгородцев. Останься он дома, успел бы поднять своих сторонников, недовольных засильем поляков, и королю пришлось бы волей-неволей договариваться. А теперь он сидит за тысячи верст, в то время когда в Киеве вершатся главные дела.
Можно бы обратиться за помощью к двоюродному брату, великому князю московскому, да только вот беда, пока Михаил Олелькович сидит князем в непокорном Новгороде, московит считает его своим врагом. Надо вступить с Иваном Васильевичем в переговоры, предложить ему тайный союз. Но как быть с новгородскими властями? Любые пересылки с Москвой сочтут изменой, а с изменниками здесь разговор короткий.
Значит, нужен посредник, человек, которому можно довериться.
Размышляя о том, кто мог бы стать этим посредником, князь Михаил подумал о лекаре Захарии. Брат говорил, что ему можно верить. Да и сам Михаил Олелькович имел возможность убедиться в удивительных способностях лекаря. Умен, хитер, ловок как бес, а главное, умеет держать язык за зубами. А в случае чего какой с него спрос? Лекарь – он и есть лекарь.
2
Купцы-караимы, доставившие князю Михаилу Олельковичу печальные вести из Киева, привезли послание и для Захарии Скары. Богатый крымский купец Хозя Кокос прислал своему старинному другу письмо на свитке тонкого пергамента, к которому присовокупил изысканный подарок – арабский кальян. Письмо было непростое. Для непосвященных – обычная коммерция: цены, товары, спрос, а также просьба помочь купцам наладить торговлю в Новгороде. Но стоило разогреть пергамент на пламени свечи, как между строк проступило другое, шифрованное послание, прочитав которое Захария надолго задумался.
Он познакомился с Кокосом много лет назад и с тех пор поддерживал с ним постоянную связь, весьма полезную для обоих. В огромном доме Кокоса на набережной Кафы толпились купцы из Генуи и Венеции, Литвы и Польши, Венгрии и Молдавии. Густое крымское вино развязывало языки гостей, и Кокосу оставалось только наматывать услышанное на свои крашенные хной усы. Добытые сведения он тщательно сортировал, а затем предлагал тем, кого они могли заинтересовать. Денег не брал, предпочитая расчет дорогими подарками и взаимными услугами, и пользовался репутацией солидного и уважаемого партнера.