Коломяжский ипподром
Шрифт:
За ним становится трудно следить, приходится задирать голову с риском полететь на спину.
В лучах солнца на высоте 500 метров несется Попов, гораздо ниже – «Фарман», а по земле скользит «Блерио», закончивший полет.
Молчаливый и сосредоточенный в обычное время Лефевр не может сдержаться и с криком «Quel spectacle!» отчаянно махает котелком Попову.
Менее сдержанные и экспансивные кричат «браво» и рукоплещут. Напрасно – Попов все равно ничего не видит и не слышит...
«Райт» опускается. У самого старта машина вдруг изменяет летуну и, сделав резкий скачок, чуть не задев нас, стоящих
Его обступают тесным кольцом. Великие князья, министр двора барон Фредерике, гофмаршал Долгорукий, князь Кочубей – все стараются протискаться к Попову и пожать ему руку. Хотят качать Попова, но он ускользает.
– Нужно осмотреть машину и снова лететь. Смотрите, Христианс меня догонит!
«Райт» ставят на колеса и увозят в сарай. Попов бежит от «поклонников» и, наскоро закусив, начинает чиниться».
Однако от корреспондентов ему сбежать не удается. Они настойчиво осаждают его, просят поделиться впечатлениями от только что совершенного восхитительного полета на такой небывалой высоте. Николай Евграфович не может отказать коллегам.
– Я пошел по направлению к Петербургу, – говорит он, – пересек Невку и, «осмотрев дачи», вернулся к вам. Я видел, как меня приветствовали с Каменноостровского проспекта, где собралась толпа.
Наверху удивительно хорошо! – продолжал Попов. – Нет ветра, дышится прекрасно. Только Петербург кажется оттуда удивительно грязным. Мотор работал чудесно, лишь под конец немного изменил. Виноваты мои механики, которые недосмотрели. Придется сегодня с ними серьезно заняться. Впрочем, полет был для меня удачный. Я сегодня побил свой рекорд на длительность и высоту. Мне, правда, хотелось подняться на тысячу метров. Ну, да что делать!..
Христианс, который пока не имел конкурентов, не на шутку встревоженный новым выдающимся достижением Попова, попытался побить его рекорд. Он отправился на своем «Фармане» к Коломягам и Сестрорецку и продержался в воздухе более пятидесяти минут. Однако бельгиец на этом не успокоился. Он взлетал вновь и вновь и в течение дня налетал в общей сложности один час двадцать восемь минут тридцать восемь секунд. Христиансу и достался приз. Попов же из-за поломки салазок при посадке больше не летал и приза не получил. Зато на его счету был самый продолжительный непрерывный полет. Как заметил один из репортеров, «он (Христианс) может бить рекорд, но героем дня остается русский летун, так высоко и красиво летавший».
После окончания состязаний состоялись неофициальные полеты Хрнстианса с пассажирами, среди которых был полковник офицерской кавалерийской школы принц Наполеон Мюрат, потомок наполеоновского маршала. Тут, пожалуй, уместно будет упомянуть также о том, что президентом Международной воздухоплавательной федерации, которая курировала петербургскую авиационную неделю, являлся другой наполеонид – Бонапарт, принц Роланд.
Однако полеты с пассажирами были весьма непродолжительны и не превышали трехметровой высоты.
«До сих пор отсутствует аппарат, точно определяющий высоту полета, – писал на другой день репортер «Биржевых ведомостей». – На этом
Попов явился героем вчерашних состязаний. Со своим «Райтом» он проделывал чудеса. Удачно летали и Моран и Христианс. Однако тот и другой померкли в лучах успеха Попова».
Николай Евграфович, поломавший при посадке салазки аэроплана, установил двигатель на свой второй аппарат и хотел снова подняться в воздух, но его иностранные коллеги и соперники решительно воспротивились. Они доказывали жюри, что летать можно только на одном аппарате и что перейти на второй допустимо лишь в том случае, когда первый разбит вдребезги.
«В пылу соперничества, – не без ехидства заметил по этому поводу один из репортеров, – милые французы забыли, что в этом случае обыкновенно и авиаторы разбиваются „вдребезги”».
Попов тоже не считал аргументацию своих соперников убедительной, но иностранцы настаивали на своем.
– Господа, – пытался урезонить их Николай Евграфович, – вы же прекрасно знаете, что регулямин [10] состязаний не выносит за черту дозволенного подобные варианты. Почему же вы не желаете с этим считаться?
10
Утвержденные соответствующей инстанцией правила (статут, условия).
– Потому что вы, господин Попов, – не выдержал Христианс, – стараетесь правдами и неправдами перехватить все призы, и, естественно, нас не устраивает такое положение вещей. Никто не может быть поставлен в особые условия, даже если сие и не оговорено в регулямине.
– Но если каждый, не согласуясь с ним, будет действовать по-своему, начнутся хаос и анархия.
– Вы можете говорить что угодно, но мы ни при каких обстоятельствах не допустим ущемления наших интересов.
– Если вы, господа, свои интересы ставите выше той благородной цели, которая должна руководить всеми нами, то нам не по пути.
Попов подозвал присутствовавшего при этой перепалке редактора газеты «L'Auto» Жоржа Лефевра и сделал ему, как представителю специального автомобильно-авиационного издания, имеющего большой авторитет, категорическое заявление о том, что его терпению пришел конец.
– В такой обстановке честная спортивная борьба становится невозможной, – сказал он. – Мне остается лишь одно: упаковать свои аэропланы и уехать.
Приближался вечер. Страсти постепенно угасли. В девять часов полеты были официально закончены.
Попов отправился к себе на дачу, чтобы немного передохнуть. По дороге он встретил одного из устроителей состязаний, и тот, что называется, огорошил Николая Евграфовича:
– Вы знаете, по всей вероятности, высота вам все-таки засчитана не будет, господин Попов...
– Как же так? Почему вы позволяете себе столь неуклюжие шутки?
– Я не шучу и прошу вас выбирать выражения поаккуратнее.
Попов разволновался. Человек, достоинством которого были спокойствие и выдержка, столь необходимые покорителю воздуха, случалось, выходил из себя при соприкосновении с некоторыми сугубо земными делами.