Колонисты
Шрифт:
В течение этих двух месяцев Филип продолжал готовить Вампаса к поступлению в Гарвард. По вечерам, пока Вампас грыз гранит науки, Филип и Витамоо гуляли в поле, у озера или просто сидели на вышке и разговаривали. Филип боялся, что Вампас вспылит, узнав об их отношениях с Витамоо. Предупреждая возможную ссору, он прямо спросил индейца, не обижает ли его то, что они с Витамоо проводят много времени наедине. К облегчению Филипа, Вампас ответил, что он этому даже рад.
— В жизни человека может быть только одна настоящая любовь, — сказал Вампас, —
Витамоо была рада этим словам не меньше Филипа. Все трое стали дружны как никогда.
Филипу приходилось заниматься еще одним, не привычным для него делом. Даже после смерти Нанауветеа прихожане продолжали приходить в его вигвам. В течение двух месяцев Филип улаживал споры, мирил тех, кто был в ссоре, беседовал с молодыми людьми, которые решили пожениться. На эту работу Филип не жалел времени. Он не знал, что радует его больше: то, что наррагансеты приняли его, или то, что они видят в нем преемника мудрого Нанауветеа. В любом случае ему было тяжело думать о том, что ему придется оставить работу в резервации; еще горше было думать о разлуке с Витамоо. Тем не менее он больше не мог откладывать отъезд.
Работу над букварем они с Витамоо завершили. Оставалось только отдать рукопись типографу в Бостоне. Вампас был готов к вступительным экзаменам — занятия начинались через месяц. Филипу Моргану, новому хранителю фамильной Библии, пора было возвращаться к родным, в Кембридж. Пришло время прощаться.
Они стояли под деревом у озера. Это была последняя ночь Филипа в резервации. Утром он и Вампас уезжали в Кембридж. Молодой человек держал в объятиях Витамоо. Мысль о том, что он должен оставить ее, была невыносима.
— Лошадь готова? — Девушка прижимала лицо к груди Филипа, и он чувствовал, как шевелятся ее губы.
— Да. Думаю, она меня забыла. На Великой Топи ее избаловали.
— Вы ведь не собираетесь взгромоздиться на бедное животное вдвоем?
Филип улыбнулся.
— Мы будем ехать по очереди. Пару миль я, пару миль Вампас. Пока один едет верхом, второй пойдет пешком.
— Я буду скучать по тебе.
Филип взял Витамоо за плечи и заглянул ей в глаза.
— Я вернусь, — сказал он. — Обещаю!
Ее черные глаза наполнились слезами.
— Хотела бы я в это верить.
— А ты верь!
Внезапно девушка обвила Филипа своими смуглыми руками так сильно, что у него перехватило дыхание.
— Год? Два? — спросила она.
— Если я вернусь сюда, я могу не получать диплом, — сказал он.
Витамоо устало покачала головой.
— Мы уже обсуждали это, — сказала она в ответ. — Ты ведь не знаешь, что происходит в твоей семье. Для того чтобы разобраться во всем и уладить дела, тебе понадобится время. По меньшей мере год. За год ты успеешь закончить учебу.
Они действительно говорили об этом не впервые, к тому же Витамоо была права. Филип кивнул, соглашаясь с ней.
— Ты будешь мне писать? — спросила она.
— Ты же знаешь, с письмами мне не везет, — ответил он. Девушка усмехнулась. — Но я обещаю делать это регулярно.
Филип с минуту помолчал, а затем добавил:
— И я вернусь!
До глубокой ночи Филип и Витамоо сидели на берегу озера Адамс, глядя, как на поверхности воды играет лунный свет. Несмотря на заверения Филипа, они оба не были уверены, что когда-нибудь снова обнимут друг друга.
Лошадь Филипа звонко цокала копытами по деревянному мосту, переброшенному через реку Чарлз. Молодой человек стремительно приближался к дому. Шедший пешком Вампас находился примерно в миле от Кембриджа. С того дня как Филип отправился на поиски фамильной Библии, минуло около трех лет. Все это время Филип не имел вестей от родных. Он не знал, что его ждет.
Увидев знакомые с детства дороги, мосты, дома, он почувствовал волнение. Но особенно его поразил цвет. Все вокруг выглядело таким ярким и красочным. В резервации было только два цвета — синий и коричневый. Синее небо над коричневой землей. Здесь, в Кембридже, дома, изгороди, вывески радовали глаз разнообразием красок. Это был другой мир.
Весь трепеща, Филип подъехал к родному дому; взгляд молодого человека невольно задержался на пристани; он надеялся, что Джаред и его друзья, Чакерс и Уилл, по своему обыкновению, плещутся в реке. Но там никого не было. Внимательно изучая каждый дюйм перед домом, Филип спешился. Когда он взбежал на крыльцо и распахнул дверь, его сердце от волнения чуть не выскочило из груди.
— Мама? Джаред? Присцилла? Это я — Филип. Я вернулся!
Но ответом ему была тишина. Филип с удивлением огляделся вокруг. Он не узнавал ни мебели, ни картин. Его охватило смутное беспокойство. Однако он тут же одернул себя. Разумеется, за эти три года все должно было измениться.
— Молодой человек! Что вы делаете в моем доме?
Из отцовского кабинета выкатился приземистый человечек с круглым животом. Его очки съехали на кончик носа. Поверх оправы на Филипа смотрели сердитые глаза.
— Я требую, чтобы вы немедленно ушли!
На лестнице показалась женщина средних лет, тоже полная и невысокая.
— Артур? Ты что-то сказал? О! — увидев Филипа, она осеклась. — Кто это, милый? — спросила она, недовольная тем, что ее не предупредили о приходе гостя.
— Не знаю, — кратко ответил Артур.
— Тогда зачем ты впустил его?
— Я его не впускал, он вошел без приглашения!
— Боже мой! — женщина судорожно вцепилась в воротник платья.
— Что вы здесь делаете? — недоуменно спросил Филип.
— Думаю, этот вопрос следует задать вам! — Артур начал волноваться.
— Но это мой дом! — сказал Филип. — Я здесь живу!
Артур сделал несколько шагов и оказался между женой и Филипом.