Колония
Шрифт:
Давай смотреть фактам в лицо, старушка, ты, должно быть, мазохистка.
Эвелин сидела в баре «Везувио», где декорации состояли из голографической панорамы прошлых извержений вулкана Везувий. Повернись в одну строну — увидишь, как докрасна раскаленная лава крушит под своим неудержимым потоком деревню повернись в другую — и тебе откроется зрелище швыряемых из огненного конуса камней величиной со школу.
Эвелин игнорировала все эти виды, потягивая свой бокал в затемненном, шумном баре. Большинство посетителей были итальянцами, неаполитанцами, предпочитавшими разговорам — пение, а пению — споры.
Но она снова сидела у стойки в конусе молчания. Всякий шум и деятельность вокруг нее свелись на нет. Она затерялась в собственных мыслях.
Они приземлились в Аргентине. Если я вылечу туда, то будут ли они еще там, когда я прибуду? Позволят ли мне аргентинцы увидеться с Дэвидом? Или взять интервью у угонщиков из ПРОН? И как я туда попаду? Одолжив денег у Чарльза? Он будет ждать оплаты.
Он ничего не имела против бисексуальности сэра Чарльза. Что он проделывает с другими, ее не касалось. Но этот человек был мазохистом и отключал Эвелин своими горячими требованиями наказать его. Двое мазохистов не могут развлекаться друг с другом, думала она. Даже хотя ее мазохизм строго ограничивался избранной профессией. Ты, должно быть, мазохистка, раз держишься за журналистку. Другого объяснения нет.
— Можно мне предложить вам бокал?
Пораженная Эвелин подняла взгляд и увидела стоявшего рядом с ее табуретом молодого смуглого человека с толстой шеей. С вида он не совсем походил на итальянца, хотя и носил такие же широкие брюки и безрукавную рубашку, как и все остальные в баре.
— Я как раз собиралась уходить, — сказала она.
Он положил ладонь ей на запястье, мягко, слегка, но этого хватило, чтобы не дать ей подняться.
— Вы английская журналистка, желающая взять интервью у угонщиков, не так ли?
Акцент у него не итальянский.
— Что заставляет вас предполагать…
— Мы следили за вами последние несколько дней. Пожалуйста. Мы не желаем вам никакого зла. Выпейте со мной бокал. Наверное, мы сможем вам помочь.
Он сделал знак бармену, который громко спорил с двумя официантами о конечной судьбе угонщиков.
— Еще бокал того же для дамы, в мне кофе со льдом.
Неодобрительно сверкнув глазами в его сторону, бармен протянул руку за парой бокалов.
— Вы араб, — догадалась Эвелин.
— Курд. Можете называть меня Хамуд. Я уже знаю, как вас зовут. Эвелин Холл.
— Да.
Хамуд кивнул.
— Я отвезу вас к ним.
— В Аргентину?
— В Аргентине ее больше нет. Она и один из пассажиров сбежали от этого лжереволюционера Освободителя.
— С каким пассажиром? — спросила Эвелин, чувствуя, как у нее часто забилось сердце. — Где они?
— Они направляются на север. Человек, с которым она сбежала, явно не хочет возвращаться домой. По-моему, он с «Острова номер 1».
Протянув руку к бокалу, Эвелин спросила:
— И вы намерены где-то встретиться с ними?
— В конечном счете. Вы готовы отправиться с нами на встречу с ней?
— Да.
— Вам придется точно выполнять все что я вам скажу, и жить вместе
— Ладно, — нетерпеливо кивнула она.
— Вам будет грозить опасность. И если вы попытаетесь нас обмануть, ПРОН вас уничтожит.
— Я знаю, — сказала она. — Я понимаю.
Сбылась мечта мазохистки.
Когда вертолет пробился сквозь плотный, порывистый ветер, садясь на вершину Башни Гаррисона, Джамиль аль-Хашими напрягся, словно пантера перед прыжком. Насколько хватало глаз, в любом направлении под покровом смога раскинулся город Хьюстон. Богатства, приносимые некогда скотом, а потом нефтью, текли теперь в Хьюстон их космоса, где Спутники Солнечной Энергии превращали солнечный свет в невероятное сокровище.
Но почему Гаррисон не поделился своим богатством с городом? — недоумевал и дальше жечь уголь? Это же канцерогенное топливо!
Вертолет сел на площадку, его двигатели сбавили тон и заглохли. Помощник шейха, одетый в дишдаши и гутру, открыл люк с пассажирской стороны.
— Оставайся здесь, — велел ему аль-Хашими. — Не выходи из вертолета. Я ненадолго.
Аль-Хашими вышел из кондиционированной прохлады вертолета в удушливую жару техасского полдня. Он носил деловой костюм по европейской моде, сотканный из материала, дававшего куда больше вентиляции, чем традиционная арабская галабея. Ветер на этой крыше дул влажный, как на болоте. Аль-Хашими недовольно нахмурился.
Щурясь от яркого солнечного света, он увидел, что высокая, длинноногая, очень американская на вид, женщина стоит, поджидая его у края круглой вертолетной площадки. В нескольких шагах позади нее стояло двое мужчин с каменными лицами.
— Шейх аль-Хашими, — поздоровалась женщина на американском английском с легким техасским акцентом, — добро пожаловать в Хьюстон.
Она протянула руку. Он коротко коснулся ее. Ох уж эти американцы, фыркнул он про себя, сплошная неофициальность и никаких манер. Эта женщина была ростом повыше его очень привлекательна, но на тот же лад, что и эстрадная танцовщица: густые длинные рыжие волосы, крепкие белые зубы, пышная грудь и не менее пышные бедра.
— Я — Арлен Ли, — представилась она, повысив в конце этого заявления голос на полтона. — Мистер Гаррисон попросил меня встретить вас и проводить к нему в кабинет.
— Со стороны мистера Гаррисона очень любезно предоставить мне такого прекрасного гида.
— О, благодарю вас! Вы очень милый.
— Милый! — вскипел аль-Хашими.
Он позволил ей провести себя к лифту и они спустились на два этажа. Двери открылись, показав единственную комнату, занимавшую весь этаж.
Она была частично кабинетом, частично гостиной техасского ранчо, частично садом. Ближе всего к лифту, где стоял шейх, находились впечатляющие столы в стиле модерн из настоящего дерева. Слева от него тянулся ряд серовато-голубых пультов связи, казавшихся достаточно сложными для того, чтобы достичь любого уголка солнечной системы. Арлен провела шейха мимо столов на участок со стенами из сосновых панелей, коврами из звериных шкур и покрытых шкурами же кресел. На длинном столе из красного дерева стояла уйма блюд с едой, бутылок с прохладительными напитками с сверкающий медный гум-гум, окруженный инкрустированными серебром чашками.