Колумб Земли Колумба

Вяли Хейно

Но на следующий вечер рядом с чертежом корабля на отцовском письменном столе лежала линейка, молоток, коробочка с гвоздиками, нож, которым мама режет хлеб, шило, проволока, бечевки и много других вещей, которых раньше никогда не бывало на этом столе, и в придачу еще лобзик дяди Оскара и струбцины дяди Юхана.

— Ай-ай-ай-аа… Ай-ай-ай-аа… — бормотал отец свою песенку.

Это был очень тихий вечер, поскольку Кирсти смотрела и помалкивала, а мама не говорила отцу ни слова. Потому что отец распиливал

на тонкие планки лобзиком дяди Оскара гладко оструганную доску, которая до того служила полочкой кухонного шкафа.

Планками, которые напилил вечером отец, мама утром разожгла огонь в плите. Отец пил кофе и даже Кирсти не сказал ни слова. Впрочем, Кирсти уже знала, что стрингеры для корпуса судна выпиливаются только из таких досок, волокно которых прямослойное.

Только из таких досок выпиливают стрингеры для судов.

И целый день до позднего вечера отец не возвращался домой, но когда он вернулся, под мышкой у него была доска.

У этой доски волокна уже не шли вкось.

На отцовском письменном столе шло строительство корабля.

Кирсти стояла на берегу моря, и ветер играл завязками ее фартучка. Но море было спокойным и гладким, похожим на оливково-коричневое зеркало, и в нем отражались красные гроздья рябины. Высокая стена сосняка затеняла целую четверть отражающегося в воде голубого неба, и по границе зеленой тени и голубого отражения чайками покачивались белые парусники. Они были далеко, очень далеко были эти парусники, и за ними оставался дрожащий след.

И ветер подбрасывал завязки фартучка Кирсти, и в воде отражались красные гроздья рябины, и на море покачивались белые паруса.

И тут Кирсти заметила возле себя мальчика. Мальчик был ростом выше ее. У него были светлые брови. И ноги у него были в цыпках. Он был острижен наголо, и уши у него оттопыривались. Но у него были руки рабочего человека. И он смело посмотрел в глаза Кирсти.

А Кирсти поглядела в море.

— Разве у тебя нет корабля? — спросила Кирсти.

— Нет, — ответил мальчик. И тоже поглядел на море.

— А у тебя есть?

— Нет, — сказала девочка. И оба поглядели на море.

…А на отцовском письменном столе шло строительство корабля.

Здесь пахло смолой, здесь были и киль, и кормовой обвод, и шпангоуты, и стрингеры.

И были тут щепки, и опилки, и стук молотка, и пропавшие вещи.

И еще тут раздавались свист и ворчание, тут бубнили под нос песню, и рассуждали, и держали совет.

Так из киля, кормового покрытия, шпангоутов и стрингеров получился светлый некрашеный деревянный корпус корабля. Грациозный и горделивый, пахнущий пропаренным деревом и смолой.

— Папа, разве корабли строят так? — спросила Кирсти.

— Только так, детка! — сказал отец.

— И так долго?!

— Так долго!

И еще дольше!

Потому что корабль должен устойчиво держаться на воде.

Корабль должен быть стройным и легким, чтобы идти под парусами даже при слабом ветре.

Корабль не должен давать течь, он должен хорошо слушаться руля, чтобы штормовой порыв ветра не сбил его с курса.

И чтобы всегда достигать гавани, корабль должен обходить мели и рифы и идти по фарватеру.

Обо всем этом следует думать, когда строишь корабль. И когда хочешь выйти в море.

Кирсти не знала этого. Но теперь она смогла об этом узнать.

Так на отцовском письменном столе шло строительство корабля.

А Кирсти стояла на берегу у самой воды и смотрела на оливково-коричневое зеркало моря, где поблескивало отражение голубого неба и искрились красные гроздья рябины. Море было гладким и спокойным. Лишь изредка на поверхности возникали разбегающиеся в стороны и замирающие круги: когда тритон высовывался подышать или мошка на мгновение касалась воды лапками.

В море не было ни одного паруса. А за отражающимся в воде зеленым сосняком лежала далекая отсюда и недоступная земля.

Это была не та земля, куда можно было попасть, идя просто вдоль берега.

Кирсти смотрела туда, и тревожное беспокойство поселилось у нее в душе.

Но тут ее тронули за плечо.

— Я соорудил корабль, — сказал мальчик.

Это была лодочка, вырезанная из щепки. У нее не было ни киля, ни руля, а в дно было воткнуто бритвенное лезвие. Но у нее была мачта, а на мачте парус. Парус был бумажный из листа тетради в клеточку, и на нем было написано синими чернилами: 3–1=2.

— Я построил его для тебя, — сказал мальчик. — Хочешь?

— Хочу! — сказала девочка, и глаза ее стали как оливково-зеленое море, в котором отражались обрызганные солнечным светом гроздья рябины. Потому что у нее был корабль. И имелся капитан. И море. И далекая земля.

За кораблем тянулся дрожащий след. А парус казался белым, как чайка.

Это был крохотный парус.

И море в сравнении с ним казалось еще более огромным.

Нужна отчаянная храбрость, чтобы с таким крохотным парусом пуститься в такое огромное море.

А на отцовском письменном столе шло строительство корабля.

А на море Кирсти до боли сжала руку мальчика. Для их кораблика не было проложенного пути. Лишь далекая земля была впереди. Земля, куда они решили доплыть. Но корабль сел на мель.

Кирсти сжала руку мальчика. Ветер напрягал парус, но кораблик бессильно покачивался, уперевшись носом в травинку.

— Авось ветер повернет, — сказал мальчик, — или поднимется шторм.

Но ветер не повернул и шторм не поднялся. И корабль стоял на мели.