Колумб Земли Колумба
Шрифт:
В последнее время за деяниями капитана следила пара внимательных девчачьих глаз.
— Как вы можете так гадко вести себя? — услыхал капитан голос девочки. — Вы называете себя мушкетерами, а они — я читала «Три мушкетера» — вели себя благородно, боролись за правду и справедливость… защищали слабых…
Капитан никогда не задумывался над тем, какой у кого голос. Сейчас он вдруг решил бесповоротно, что такой низкий голос, как у Тийи, красивей всех голосов всех девчонок.
Еще четверть часа назад смыслом жизни капитана было то, о чем сейчас говорила Тийа. Но теперь бои
Низкий голос Тийи ласкал слух капитана. Девочка говорила страстно. Время от времени она вопросительно взглядывала на капитана, ожидая от него согласия. Но капитан был молчалив.
Капитан раздумывал над своими проблемами. Он хотел бы что-нибудь сделать. Что-нибудь великое, героическое, небывалое, достойное мушкетера. Что-нибудь отважное, от чего у Тийи захватит дух. Пытаясь понять, что бы это могло быть, он размечтался, как это бывало тогда, когда он глядел на небеса, и мечты его покинули границы реальности. Но так ничего и не придумав, капитан вернулся на землю, тяжело вздохнул и понурился.
Тийа истолковала этот вздох по-своему и с еще большим усердием принялась убеждать капитана. Уж если Тийа Тийдус взялась за дело, то результат должен получиться отличный!
Капитан Раазуке еще раз вздохнул и решил на время отложить совершение великого подвига. На половине какой-то фразы Тийи он вдруг схватил девочку за руку.
— Послушай, а как тебя зовут?
— Что? — остолбенела девочка.
— Скажи, ну! — упрашивал капитан.
— Тийа. Тийа Тийдус.
— Тийа! — повторил капитан. — Тийа Тийдус. — И снова вздохнул: — Красивое имя!
Тийа фыркнула, и лицо ее вдруг запылало. Она хотела бросить что-то сердитое и кусачее, но не нашла верного слова. И неожиданно для себя вдруг улыбнулась, покраснела еще сильнее и отвела глаза в сторону.
Некоторое время они шли молча. Наконец девочка справилась со смущением. Даже рассердилась. Ну, погоди… такой… Она еще и половины того не сказала, что собиралась сказать о Раазуке и его роте! Пылая от негодования, она продолжила с той самой фразы, на которой он ее перебил.
Капитан слушал с глуповатой улыбкой, словно девочка говорила ему комплименты. Потом снова взял ее за руку.
— Тийа, — сказал он, — послушай, Тийа, а ты любишь кроликов? — И кротко посмотрел на нее долгим взглядом.
— Кроликов? Каких кроликов?
— Ну, кроликов. Обыкновенных!
— При чем тут кролики? — рассердилась девочка.
— Нет ты ответь, Тийа. Любишь, ну?
— Ну, люблю! Но ты лучше скажи…
— Знаешь, Тийа, — капитан положил руку на плечо девочки, — я подарю тебе крольчат. Честное слово. У меня четыре крольчонка. Ангорские. Копченые носы.
Девочка остановилась и поглядела на Аннуса, как на призрак.
— Если бы ты только знала, какие они красивые! — продолжал с восхищением капитан. — Белые! Пушистые! Глаза блестят, как…
Они посмотрели друг другу в глаза. Аннус — с нетерпеливой готовностью, Тийа — словно увидала его впервые.
— Тийа, я подарю их тебе!
— И это весь твой ответ на мои слова? — взволнованно
— Ах! — Аннус нетерпеливо махнул рукой. — Ты только скажи, что хочешь их. Скажи, Тийа, ну?
Тийа смотрела на него широко раскрытыми глазами. И капитан Раазуке увидел, как по щеке Тийи вдруг покатилась большая слеза.
— Послушай, Тийа… — испуганно начал он.
Не слушая его, девочка резко повернулась на пятках кругом и убежала.
Капитан сделал два-три шага, словно намеревался догнать ее, но тут же остановился и растерянно смотрел ей вслед. Он ничего не понял.
IX
На условный стук в дверь штаба ответа не последовало. Тийа Тийдус призадумалась, повернулась и заторопилась на будущую спортивную площадку.
Десяток загорелых мальчишек — среди них были и не знакомые Тийе — старательно работали. Громче всех звучал голос звеньевого Лео Сийзике. Хотя работы здесь было еще много, площадка начинала приобретать запланированный вид.
Высунув кончик языка и напрягая мышцы на загорелой худой спине, начальник штаба что было сил налегал на ручки тачки. Узенькое колесико тачки, наполненной щебенкой, глубоко вдавливалось в рыхлую почву. Доставив груз по назначению, он, вполне удовлетворенный, тут же присел на перевернутую тачку перевести дух. Начальник штаба любил такую работу: она позволяла размяться и не мешала думать.
В должности начальника штаба Яссь Ильматсалу состоял с прошлой осени. У второй школы тогда не было старшего пионервожатого, а совет дружины ждал перевыборов и относился к своим обязанностям спустя рукава. Пионерская работа во второй школе вообще никогда не была на большой высоте, потому-то осенью без вожатого она и вовсе зачахла. Правда, вскоре прислали новую старшую вожатую, и поначалу она действительно пыталась что-то сделать, но энтузиазма ей хватило ненадолго, и месяц спустя дружина снова осталась без вожатого. И тогда-то вновь избранный председатель совета отряда Яссь Ильматсалу обнародовал свой план, который придумал еще будучи членом совета. Этот план не шел ни в какое сравнение со всеми прошлыми и был дружно принят всем отрядом.
И вот на одной из дверей подвального этажа школы появилась фанерная табличка «Штаб 147», а над ней нарисованная на кусочке фанеры эмблема: над двумя поленьями танцующее красное пламя с пятиконечной звездой посредине. Вся школа бегала поглядеть на дверь штаба. Целую неделю не говорили ни о чем другом, как только о том, что это за таинственный штаб? Почему именно 147? Почему не 146 или 148? Дергали за дверную ручку, стучали и барабанили в дверь.
Однажды любопытным удалось увидеть Ясся Ильматсалу, выходящего из-за таинственной двери с большим ключом в руках. Любопытствующие издали громкий радостный вопль, но Яссь так быстро захлопнул дверь, что никому не удалось заглянуть внутрь. Прежде чем собравшиеся пришли в себя от неожиданности, ключ, дважды повернувшись в замочной скважине, оказался в кармане пиджака Ильматсалу, и Яссь стал бочком пробираться между толпившимися у двери мальчишками и девчонками.