Колумб
Шрифт:
— Самоуверенный господин, — заметил Колон. — И очень уж легко даёт обещания.
Пожалуй, он недооценил коррехидора, который прямиком направился в «Фонда дель Леон».
Кисада, хозяин гостиницы, встретил его с должным почтением.
— Храни вас Бог, ваша милость.
— И тебе желаю того же, Кисада. У тебя есть свободные комнаты?
— Слава Господу, нет. Когда их величества в Кордове, моя гостиница всегда забита до отказа.
Дон Ксавьер покрутил длинный ус.
— Жаль, жаль. А никто из постояльцев не собирается уезжать?
— Уезжают. Завтра. Освобождается моя лучшая комната на втором этаже.
— Это точно? И кто уезжает?
— Два господина, венецианцы. Они приказали подать мулов к восьми утра.
— Мулов? — усмехнулся коррехидор. — Они собираются ехать верхом до самой Венеции?
— Нет, нет, ваша милость. Только до Малаги, а там пересесть на корабль.
— Конечно, конечно, — коррехидор рассмеялся. — Возможно, их комната подойдёт. Вечером я дам вам знать.
Узнав всё, что требовалось, коррехидор покинул гостиницу. И в тот же вечер он пришёл к алькальду, у которого застал Сантанхеля.
Казначей вернулся из Алькасара получасом ранее в глубокой озабоченности. Он присутствовал при докладе комиссии их величествам. Талавера, сопровождаемый Десой, Фонсекой и Мальдонадо, разнёс предложение Колона в пух и прах.
— Эта мечта бесчестного авантюриста, который не остановился даже перед тем, чтобы безо всяких на то оснований заявить о поддержке его бредовых идей знаменитейшим математиком, — заключил Талавера.
Лицо королевы разочарованно вытянулось. Король же воспринял доклад как должное. Похоже, он и не ожидал услышать ничего иного.
— Ваше заключение пришлось весьма кстати, — благосклонно кивнул он Талавере. — Вот-вот падёт Гранада, и мы должны сосредоточить своё внимание на серьёзных проектах, а не рассматривать безосновательные грёзы. — Улыбаясь, он повернулся к королеве. — Как вы знаете, я с самого начала не одобрял этого энтузиазма, с которым вы восприняли выдумки этого ловкача. Я даже опасался, что он злоупотребит вашей доверчивостью.
Королева чуть зарделась. Она не терпела упрёков.
— Если я и рисковала моей доверчивостью, то сознательно. Я считаю необходимым использовать любую возможность для приумножения могущества и славы королевства Кастильского, во главе которого соблаговолил поставить меня Господь Бог.
— Смею заметить, мадам, что я не менее ответственно отношусь к своим обязанностям перед Испанией. Возможно, я излишне осторожен, но осторожность эта во благо испанцам и испанской казне.
— Я в этом не сомневаюсь, — ответила королева. — Но сверхосторожность может помешать развитию страны. — Она посмотрела на Талаверу, — Ваш доклад, господин мой епископ, должно рассматривать как решение комиссии?
— Это наше общее решение, ваше величество, — поклонился Талавера.
— Позвольте вам возразить, — вмешался Сантанхель. — Я, к примеру, с ним не согласен.
Король Фердинанд добродушно рассмеялся.
— Но ты же не космограф, Сантанхель.
— Не космограф, но юрист, ваше величество, и достаточно опытный, чтобы не путать аргументы за и против.
— В этом я полностью согласна с вами, дон Луис, — королева кивнула казначею и вновь повернулась к Талавере. — Почему вы решили, что кража карты — чистой воды выдумка?
— Позвольте мне напомнить вашему величеству, что само существование этой карты подтверждается только словом Колона.
— А то, что Колон лгал, подтверждается только вашим словом, — отрезал Сантанхель. — Да, Колон не смог представить доказательства своих расчётов, но это не есть доказательство того, что он лгал нам.
— Само по себе — нет, — признал Талавера. — Но в сложившихся обстоятельствах очень существенно, что карты этой никто не видел. О краже он упомянул, лишь когда от него потребовали представить карту. Весьма удачный ход для мошенника, который добился созыва столь представитель ной комиссии, козыряя тем, что карта у него есть.
Королева нетерпеливо махнула рукой.
— Но с какой стати козырять ему несуществующей картой, если в конце концов всё обязательно бы открылось?
— Для того чтобы получить возможность изложить свои доводы, которые могли сбить нас с толку и толкнуть на ложный путь.
— Чересчур сложно. И не убедительно, — стояла на своём королева, защищая скорее себя, а не Колона. — Доверчивой оказалась не только я. Доводы Колона убедили и фрея Диего. Неужели они потеряли свою убедительность только потому, что он не смог представить карту?
— Моя вера в его расчёты, — ответствовал Деса, — базировалась на вере в самого Колона и, естественно, на том, что его поддержал Тосканелли. Именно я поднял вопрос о флорентийской карте, когда стало ясно, что аргументы Колона не представляются достаточно убедительными членам комиссии. И признаюсь, что у меня возникли серьёзные сомнения в правдивости его утверждения о краже.
Сантанхель попытался развеять впечатление, которое произвели слова Десы.
— А вот у меня не возникло ни малейших сомнений. Я узнаю благородство, когда вижу его, а Колон слишком благороден, чтобы опускаться до лжи.
Король Фердинанд вновь рассмеялся.
— Если я немного разбираюсь в людях, такого благородства не найти ни в ком. Ты говоришь от сердца, Сантанхель, о не от разума.
— Таково моё мнение, ваше величество, и я ещё надеюсь доказать свою правоту.
— Доверчивость, вижу, уживается у тебя с оптимизмом, — ответил король. — Ну что ж, одно другому не помеха. — Он повернулся к королеве: — Наверное, вы согласитесь, мадам, что нам следует заняться более важными делами и не возвращаться к этому вопросу, пока дон Луис не докажет нам, что Колон не обманщик?