Колумб
Шрифт:
И тут же заговорил Гомес.
— Действительно, бояться нам нечего. Этот выскочка, должен вам сказать, не пользуется авторитетом ни у дворянства Испании, ни среди учёных. Насколько мне известно, многие возражали против этой экспедиции. Так что никто не удивится, если мы вернёмся с пустыми руками.
— Возможно, возможно. — Доводы Гомеса, похоже, не убедили Ниевеса. — Но я достаточно долго прожил на свете и знаю, как поступают с бунтовщиками, правы они или нет. — И он покачал седой головой. — Бунт карается смертью. Нас всех повесят, и не следует забывать об этом.
— А разве он не угрожает повесить некоторых из нас? — воскликнул кто-то из сидящих вокруг.
Гомес приблизился к матросам. Наклонился. Снизил голос до шёпота.
— Есть другой путь. Более простой. Если ночью, выйдя на ют, этот Иона упадёт за борт, что останется нам, как не возвратиться домой? Пинсоны не решатся идти вперёд, если исчезнет этот единственный человек, который вроде бы знает, куда мы плывём.
В упавшей на шкафут тишине все лица повернулись к Гомесу. В глазах у некоторых мелькнул страх. Но не в глазах Иреса. Тот хлопнул себя по ляжке.
— Чаша воды для страждущих в аду. Вот что принёс ты нам, идальго… Аранда, спускавшийся с бака, услышал эти слова. А последовавшее за ним молчание усилило его подозрение. Он подошёл к матросам.
— Что это ещё за чаша воды?
Матросы потупились, но Гомес тут же нашёлся с ответом.
— Я подбодрил их, выразив уверенность, что к воскресенью мы будем на берегу. Возможно, услышим мессу.
— Да, да, сеньор, — поддакнул Ирес. — Его слова приободрили нас.
Тут уж у Аранды пропали последние сомнения в том, что Гомес лжёт.
— Тем более нет причины бездельничать, когда вокруг полно грязи. Берите вёдра и швабры и вымойте всю палубу.
И ушёл, оставив их заниматься порученным делом. С Колоном он смог поговорить лишь несколько часов спустя.
— Адмирал, на корабле что-то готовится.
— То же сказал мне и Коса, — холодно ответил Колон.
— Не знаю, можно ли полностью доверять ему.
— Что? Ну ладно, ладно. Пусть нарыв прорвётся, тогда его легче вылечить.
Но Аранда полагал, что к возникшей угрозе следует отнестись более серьёзно.
— Боюсь, что на этот раз обойтись разговорами не удастся. Ирес спелся с Гомесом, и они собрали вокруг себя шайку головорезов. Отдайте приказ, и я закую этих двоих в кандалы и брошу в трюм, прежде чем начнётся бунт.
Колон задумчиво потёр подбородок.
— Для этого нужны веские основания. Не просто подозрения.
Аранда рассмеялся.
— Основания будут. В их теперешнем состоянии достаточно искры, чтобы вспыхнуло пламя. Я могу поручить Иресу работу юнги — вымыть матросский кубрик. Или приказать Гомесу драить палубу. А потом закую в кандалы за неподчинение.
— А те, кого они уже привлекли на свою сторону? Они не взбунтуются?
— У меня достаточно верных людей, чтобы осадить их.
— Риск.
— Если не сделать этого сейчас, потом будет поздно.
Колон молча поднялся. Взял Аранду под руку, и вдвоём они вышли из каюты. Со шканцев они увидели бунтовщиков, собравшихся у люка. Ирес что-то говорил им тихим голосом, энергично размахивая руками.
— Вот и повод, — заметил Аранда. — Я приказал им драить палубу, а они пальцем не пошевелили. Причина куда как серьёзная. Сейчас я их разгоню, а Иреса примерно накажу.
Он уже ступил на трап, когда прогремел орудийный выстрел. Все бросились к правому борту, где в паре кабельтовых [12] рассекала синюю воду «Пинта». Желтоватый дым поднимался из дула одной из её бомбард. На юте стоял Мартин Алонсо и махал рукой.
— Земля! Земля! — ревел он. — Я требую награду!
И тут же все матросы метнулись к мачтам, полезли на реи.
На южном горизонте виднелось туманное очертание побережья, которое первым заметил Мартин Алонсо. От суши, как они прикинули, их отделяло не более двадцати лиг.
12
кабельтов — чуть больше 300 метров.
— Слава тебе, Господи! — от всего сердца воскликнул Колон.
Радость его была велика, несмотря на то что земля оказалась не там, где он ожидал. И когда он направил Аранду к рулевому с приказом изменить курс, до него донеслась благодарственная молитва, которую хором запели матросы «Пинты». Присоединились к ним матросы «Санта-Марии», а чуть позже и «Ниньи», и слова благодарения вознеслись к небесам, как дым благовоний.
На закате солнца вечернюю молитву они пропели от всего сердца: дева Мария не могла не внести посильную лепту в благополучный исход плавания к неведомым землям.
Никто уже не опускал глаз при виде Колона. Наоборот, его встречали дружелюбные взгляды и улыбки на губах. То и дело на палубе слышалось: «Да здравствует адмирал!»
Адмирал! Да, адмирал и вице-король. Титулы эти перестали быть только словами. Долгожданная береговая линия превратила их в реальность.
Вернувшись в каюту, Колон преклонил колени перед образом мадонны, благодаря её за успех, который выпал на его долю. В этот победный для себя миг он думал и о Беатрис, о том, как будет она гордиться его удачей, о тех богатствах, что положит он к её ногам. В том, что к его возвращению её найдут, Колон уже не сомневался. И если он почитал себя вторым после короля человеком в Испании, то Беатрис отводил место рядом с собой.
Он провёл беспокойную ночь, возбуждение не давало уснуть. На палубе играли гитары, в каюту доносились смех и пение матросов.
Корабль затих лишь в предрассветные часы. Колон вышел на шканцы, когда один из юнг тушил на юте фонарь.
Он рассчитывал увидеть обетованную землю, но его ждало жестокое разочарование. К горлу подкатила тошнота, он пошатнулся, схватился за поручень. Горизонт был пуст. Облачные массы, принятые за побережье, растаяли в ночи. Сипанго ещё предстояло найти.