Колумбелла

Уитни Филлис

Он крепче сжал мое плечо:

— Давайте войдем! Если мы кого-нибудь встретим, то вы тут потому, что я предложил показать вам дом!

— Погодите, — остановила я. — Прежде чем мы войдем, я хочу кое-что вам сказать. В офисе вы говорили нечто такое, чего я не могла принять.

— И что же? — нетерпеливо спросил он, желая, поскорее закончить дело, для которого он и приехал сюда.

— Эта фотография горного луга на фоне вершин… Вы говорили, что не сможете туда вернуться. У меня тоже есть такое место!

— Он удивленно посмотрел на меня, но я продолжила:

— Оно находится близ озера Мичиган, где я обычно играла в детстве. Может, не так красиво, как ваше, но очень спокойное, и до сих пор мне иногда помогает. Я могу закрыть глаза и мысленно отрезать себя от всего мира. Я могу пойти туда и посидеть там, хотя, по сути дела, этого места больше нет — там теперь мотель. Но никто никогда его у меня не отнимет! Когда мне очень плохо, я мысленно переношусь туда и думаю, а потом мне кажется, что я могу справиться со всеми моими проблемами!

Я говорила сбивчиво, неуклюже, потому что очень боялась, что он сочтет меня глупой, наивной, может, сентиментальной и будет надо мною смеяться.

Он молчал, казалось, очень долго. Потом сказал:

— Спасибо, что рассказали мне это.

Только тогда я смогла поднять голову, взглянуть на него, и увидела, что он не смеется. Его глаза излучали доброту — потрясающую, нежную доброту. Кинг протянул мне руку, и я с легкостью положила в нее мою ладонь, чувствуя, как его пальцы слегка сжали мои. Мы вместе прошли но широкой подъездной дорожке И приблизились к вееру кирпичных ступеней.

— Второй каприз, — произнес он и показал направо от двери.

К кирпичу была прикреплена дощечка из белого мрамора с высеченным на ней барельефом того же самого танцующего единорога, что украшал внешний портал.

— Хампдены всегда увлекались единорогами, — пояснил Кинг и сквозь зубы добавил: — Кэтрин тоже их любит.

«Конечно, она должна их любить, — подумала я, — ведь единорог магическое животное, а Кэтрин воображает себя чуть ли не колдуньей!»

Входная Дверь была открыта, и Кинг прошел вперед, словно для того, чтобы первым встретить то, что ждало нас внутри. Но в огромном доме было тихо, полумрак казался особенно глубоким после яркого солнечного света, а в воздухе царила благодатная прохлада. Когда наши глаза немного привыкли к темноте, Кинг провел меня в огромную центральную комнату, которая, игнорируя квадратные очертания дома, имела форму ромба. Я начинала понимать, почему дому дали такое причудливое название!

Кинг подошел к стене, нажал кнопку, и свисающая с потолка прекрасная люстра тотчас же залилась электрическим огнем, который всеми цветами радуги заиграл в каждой ее хрустальной слезинке.

— У нас тут проведено электричество, — сообщил Кинг. — И телефон тоже есть, так что дом не изолирован. И сторожа мы держим, но его, похоже, сейчас нет.

Поблизости, казалось, никого не было, и я задышала легче.

— Как красиво! — прошептала я.

— Красиво, — согласился он. — Я многое отдал бы, чтобы иметь такой дом. Но он принадлежит прошлому.

Кинг прошелся по комнате, разглядывая покрытую чехлами мебель, словно в поисках каких-то следов. «Присутствия Кэтрин?» — спросила я себя.

— Сегодня утром Лейла уверяла меня, что когда-нибудь «Каприз» будет принадлежать ей. Мама это ей обещала.

— Еще одна невинная шалость! — отреагировал он. — Обещать ребенку то чего не можешь выполнить!

— Лейла говорит, что ее мать собирается отреставрировать дом.

— Вздор! — Он сдернул чехол с прекрасного дивана из розового дерева с поблекшей и убогой обивкой, потом снова его натянул. — Дом стал не нужен. На его содержание больше нет денег.

— Я сказала Лейле, что, наверное, лучший способ сохранить дом для будущего тот, что вы предлагаете. Но она на меня рассердилась. Боюсь, я уже во второй раз вывела ее из себя.

— А когда в первый раз? — спросил он, продолжая ходить по комнате и подробно ее осматривать.

— Вчера, когда я спросила ее, задумывалась ли она когда-нибудь над вашей точкой зрения или вашим отношением к ней.

Он склонился над столом с гнутыми ножками, но при этих моих словах поднял голову:

— Вы ей так и сказали? Я кивнула:

— Да. Я хотела, чтобы она немного повзрослела и думала еще о ком-то, кроме себя и своей матери.

В полумраке комнаты его глаза были скрыты тенью.

— Спасибо, — отреагировал он. — Я не знал, что вы на моей стороне.

— По-моему, я всегда была на вашей стороне. Мы стремимся к одной цели, но разными путями!
–

Он резко отвернулся и направился к лестнице. Наши шаги эхом отдавались в пустой комнате, но в доме было по-прежнему тихо.

— Наверху есть комната, из которой виден берег, — произнес Кинг, идя впереди меня.

Лестница с полированными перилами из красного дерева грациозно вилась вверх овальным изгибом, радуя глаз так, как никогда его не радуют современные Строения. Наверху дом имел традиционную форму: от центрального холла в оба крыла уходили длинные коридоры, по обеим сторонам которых тянулись ряды комнат.

Кинг распахнул одну из дверей и решительно шагнул в темноту комнаты. Здесь не было зачехленной мебели, которая загораживала бы путь, и он, быстро подойдя к окну, широко распахнул ставни. Комната наполнилась лучами солнечного света, в которых плясали пылинки. Из окна прекрасно просматривался залив.

— Пляж принадлежит «Капризу», — сказал Кинг, — Здесь хорошо плавать, но большая часть берега скалистая, лодку поставить негде.

— А где же катер Стива? — смущенно спросила я.

— Если он приплыл сюда, то должен быть там — ответил он. — Но кусты скрывают большую часть берега, так что с уверенностью сказать нельзя.

Внимательно разглядывая узкую полоску белого песка, мы вдруг увидели человека в белых плавках, мокрое загорелое тело которого блестело на солнце. И хотя он находился слишком далеко, чтобы его можно было узнать, я догадалась, что это Стив О'Нил. Человек остановился и поднял руку, словно подзывая кого-то, кого мы не видели. Несомненно, Кэтрин! Я не хотела смотреть, как она появится в нашем поле зрения, просто не могла вынести этого зрелища. Кинг тоже отвернулся от окна.